Фандомная битва 2014

[Rendomski]

Дорогие читатели сообщества  Hellsing Fest!

На мероприятии Фандомная Битва-2014 осталось всего 3 голосования! Почитать, посмотреть и поддержать голосами работы команды  fandom Hellsing 2014 можно по приведённым ниже ссылкам.

Обращаем внимание: за ББ-квест ДВА отдельных голосования: за фики и за иллюстрации.
Голосование за макси-фики — здесь
Голосование за иллюстрации — здесь
Завершение обоих голосований за ББ-квест: 20.10 2014 года в 23:59
С макси-фиками команды  fandom Hellsing 2014 и иллюстрациями к ним можно ознакомиться здесь.

Список работ — фики

#. fandom Hellsing 2014 - "Здравствуй, оружие"
#. fandom Hellsing 2014 - "Never Say Die"

Список работ — иллюстрации

#. fandom Hellsing 2014 - "Взаимный обмен колкостями"
#. fandom Hellsing 2014 - "Иди и смотри"
#. fandom Hellsing 2014 - "Never Say Die (иллюстрация)"
#. fandom Hellsing 2014 - "Кассул"
#. fandom Hellsing 2014 - "Хочешь знать о Мизерикордии?"
#. fandom Hellsing 2014 - "Иди сюда"

Голосование за спецквест
Завершение голосования за спецквест 21.10 2014 года в 23:59
Голосование за спецквест — здесь
Со спецквестом команды  fandom Hellsing 2014 можно ознакомиться здесь.

Список работ

#. fandom Hellsing 2014 - ""
#. fandom Hellsing 2014 - "The Long Road Home"
#. fandom Hellsing 2014 - "Десять лет строгого режима"
#. fandom Hellsing 2014 - "Архикассир"
#. fandom Hellsing 2014 - "Учитель, что с Вашей рубашкой?"
#. fandom Hellsing 2014 - "Толика сочувствия для Хайнкель Вольф"
#. fandom Hellsing 2014 - "...подумала лягушка"
#. fandom Hellsing 2014 - "На крыльях ярости"
#. fandom Hellsing 2014 - "Pro Patronum Perpurgo"
#. fandom Hellsing 2014 - "Борись с этим"
#. fandom Hellsing 2014 - "Epoch Time"

запись создана: 18.08.2014 в 19:29

---

Фандомная Битва 2013

[-Шинигами-]

Близится дайри-событие года — Фандомная Битва 2013 И мы снова участвуем на ней, снова попытаемся не посрамить честь, гордость... и все остальное Х)
Если у вас есть желание присоединиться, мы рады будем видеть вас в нашей команде) Мы мирные, стратегические и сосредоточенные. А еще мы всех любим)
По поводу вступления в команду просьба отметиться в комментариях к посту или зайти на огонек в умыл лично к  -Шинигами-.

<div align="center"><a href="http://fk-2o13.diary.ru/p187690651.htm" target=_blank><img src="http://i.imgur.com/KA9a0FJ.png"></a></div>

@темы: Реклама

---

WTF Hellsing: спецквест и итоговое голосование

[Hellsing Fest]

Дорогие фэндомцы, напоминаем, что завтра, 15 марта — последний день голосования на Зимней ФБ за спецквест и последний день итогового голосования!

Голосовать можно здесь в соответствующих темах.

Поддержите команду  WTF Hellsing в последний раз!

запись создана: 27.02.2013 в 18:59

---

На правах рекламы

[-Шинигами-]

Ты голосовал за визитку команды WTF Hellsing?

Голосование за визитку заканчивается 15 февраля! Спешите, кто еще не успел)

Тексты низкорейтинговые G — PG-13!
Тексты R — NC-21 — суровый джен, рейтинговый гет и слэш!
Клип и арты G — PG-13 на все вкусы!
Продолжение следует...

Приходите к нам!

запись создана: 02.02.2013 в 21:28

@темы: Реклама

---

На правах рекламы

[-Шинигами-]

UPD. И-и-и... новости!

Дорогие фанаты «Хеллсинга»!
Напоминаем вам, что через неделю начинается мультифандомный челендж Winter Temporary Fandom Combat.
Команда «Хеллсинга» ждёт вас и надеется на вашу поддержку и отзывы!

запись создана: 18.11.2012 в 18:42

@темы: Реклама

---

Агитка

[-Шинигами-]

У нас пятнадцать прекрасных артов между делом!
Смотрите на здоровье)

Голосовать можно здесь, все правила голосования указаны в последнем посте, который озаглавлен «Голосование за 1 квест 2 левела (драбблы) - *здесь номер*»)

запись создана: 22.07.2012 в 19:32

@темы: Реклама

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

Дорогие читатели и участники!

Сердечно благодарим всех авторов и художников за прекрасные работы! Выкладка работ феста завершена, но читать, смотреть и отзываться приглашаем всех в любое время. Главное — чтобы фэндом не успел за это время окончательно умереть, упокоиться и рассыпаться прахом

Список работ феста:

Первый этап (история по картинке):
1. «Акселерация», арт  ~Фортунатто~, фик  Levian; PG; Интегра, Уолтер, Серас; джен.
2. «Хайнкель Вольф и последний крестовый поход», арт  прекратите придуриваться, Зигмунд., фик  Rendomski; PG; Хайнкель, Серас, Пип, Интегра, гроб; джен.
3. «Отражение», арт  Морана С., фик  Seras-chan; PG-13; Алукард/Герликард; гет.
4. «Сила убеждения», арт  wolverrain, фик Dita von Teese ( another_voice ); PG-13; Алукард/Интегра; гет.
5. «Хвост виляет собакой», арт  ~Фортунатто~, фик  /Melissa/; PG; Уолтер, Алукард, Артур, джен.

Второй этап (фанфик и иллюстрация):
1. «Девять жизней с четвертью», фик  /Melissa/, арт  Морана С.; G; Леди, Помощница Леди и один Кот; джен.
2. «Спокойствие — главный закон», фик  Levian, арт  прекратите придуриваться, Зигмунд.; PG-13; Шелби Пенвуд, Артур Хеллсинг, Алукард/Хьюго Айлендс; слэш.
3. «Dead girls are not so easy», фик Dita von Teese( another_voice), арт  wolverrain; PG-13; Пип/Серас; гет.
4. «Запасной план», фик  Rendomski, арт  ~Фортунатто~; R; Люк Валентайн/Рип ван Винкль/Тубалкаин Альхамбра, Ян Валентайн; гет и преслэш.
5. «Обгон по встречной», фик  Seras-chan, арт  ~Фортунатто~; R; Пип/Серас/Интегра; гет, фем.

код баннера

<div align="center"><a href="http://hell-fest.diary.ru/p178720335.htm" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/5/3/7/7/53774/74593476.gif"></a></div>

запись создана: 16.07.2012 в 11:23

@темы: Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Второй этап (фанфик и иллюстрация)

Автор:  Seras-chan
Художник:  ~Фортунатто~
Название: «Обгон по встречной»
Персонажи: Пип/Серас/Интегра
Категория: гет, фем
Жанр: Юмор, Романс
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: нет
Размер: Мини

арт во всей красе

Леди Интегра улыбалась.

Нет, вряд ли сторонний наблюдатель мог бы заподозрить что-то неподобающее в серьезном, почти строгом выражении лица. Уж точно ничего не замечали члены Совета Круглого стола, но Серас слишком хорошо знала подобное выражение, чтобы ошибиться. Улыбка пряталась морщинками в уголках глаз, солнечным зайчиком задевала край напряженно сжатых губ, размыкавшихся, чтобы произнести очередную ироничную отповедь или обхватить кончик сигариллы, которые изредка удавалось раздобыть и одной из которых Интегра с наслаждением затягивалась сейчас. Табачный дым окутывал серой паутинной вуалью привычные резкие черты, но — спасибо острому вампирскому зрению — совсем не мешал Серас наблюдать. И казалось странным, что она прежде не замечала, как сдерживаемое тепло освещает осунувшееся и не слишком-то женственное лицо леди Интегры, делая его красивее всех женских лиц, виденных ранее. Впрочем, на самом-то деле ничего удивительного, уж слишком мало в последнее время было поводов для улыбок.

А странно было нечто иное. Никогда прежде при взгляде на хозяйку у Серас не приливала кровь к щекам и не тяжелело в паху.

«Ч-черт», — выругалась она про себя. «Пип Бернадотте, что ты вытворяешь?!»

«Ты становишься похожа на мою матушку, когда так говоришь, — Пип фыркнул. — Прости, девчушка. Засмотрелся».

«Между прочим, мы здесь для того, чтобы охранять леди Интегру, а не для того, чтобы на нее пялиться!»

«А от кого охранять-то? От этих старых пердунов?»

Серас прикусила губу, сдерживая очередной возмущенный возглас (главное — не вслух, иначе выйдет совсем неловко). Пердуны, между прочим, были не такими уж старыми. По крайней мере, не все: младшему Пенвуду не исполнилось и сорока, и он был достаточно хорош собой. Впрочем, она не успела как следует развить эту мысль, потому что теперь уже запротестовал Пип:

«Эй, прекрати, я не хочу пялиться на какого-то мужика!»

«Давай тогда выберем нейтральный объект? К тому же, мы здесь для того, чтобы…»

Шел третий час какого-то ужасно важного и не менее нудного совещания, поэтому оба они смертельно скучали.

«Чтобы охранять Интегру от старых пердунов. Боюсь представить, что они с ней сделали бы, если бы не мы. Между прочим, это и есть нейтральный объект: она ведь тебе тоже нравится, девчушка».

Серас на минутку потеряла дар речи от возмущения. Потом вновь скользнула взглядом по светлым волосам леди Интегры, отливавшим золотом в закатном свете солнца.

«Разве это… не из-за тебя все?»

«Ты на нее постоянно смотришь, неужели не заметила? Я потому и обратил внимание».

«О господи».

Хотелось убежать куда-нибудь, свернутся в клубочек в темном углу, мысленно заткнуть уши и не слушать, не слушать, что нашептывает ее любимый внутренний дьяволенок. К сожалению, ничего этого сделать было нельзя. Даже уши не заткнуть.

«Ничего страшного, девчушка, я не в обиде. Больше того, разделяю твои чувства к мисс Хеллсинг. Хотя по некоторым параметрам ей с тобой никогда не сравниться».

Это отдавало каким-то извращением. Серас не слишком разбиралась в таких вещах, но это точно не было нормально — обсуждать привлекательность начальницы со своим… ну… любовником, что ли.

«Тебе не кажется, что это ненормально?»

«Плевать на норму, получай удовольствие».

Между тем Интегра поднялась из-за стола, извиняясь за спешку, и направилась к выходу. А когда они поравнялись уже в коридоре — вдруг протянула руку, чтобы мимоходом легонько потрепать Серас по волосам. Прикосновение теплой затянутой в тонкую ткань ладони не было неприятно, напротив, но Серас вздрогнула — и от неожиданности, и…

«…И, между прочим, это уже не первый раз. Ты ей тоже нравишься, девчушка».

«А если это было просто так?»

«Просто так гладят кошек. Не трусь. Просто попробуй привлечь ее внимание, в конце концов».

«Я не знаю, что делать».

«Я помогу».

Это было… приятно, как будто кто-то держит ее за руку, направляя, помогая сделать необходимое. Кто-то, чья воля полностью созвучна с ее волей, а пульс бьется в такт с ее пульсом. Она — они — шагнули вперед, открывая дверцу машины перед леди Хеллсинг.

Та сперва удивленно взглянула на Викторию, а потом чуть улыбнулась и молча села в машину. Серас облегченно выдохнула, опускаясь на соседнее сидение.

«А ты чего ожидала, девчушка? Сразу ее лапать хотела? Нет, начинают с мелочей».

Серас залилась краской.

«Ничего такого я не хотела! И, насколько я помню, меня ты лапать не стеснялся!»

Он рассмеялся.

«Не завидуй. Все-таки ты на нее совсем не похожа».

«Между прочим, я могу и обидеться».

«Вообще-то это был комплимент».

Серас хмыкнула, не очень-то представляя, как к этому относиться.

«Хорошо, а что дальше?»

«Пока продолжай в том же духе, а там посмотрим».

Но возможность «посмотреть» выдалась не очень-то скоро. По ночам они выезжали на задания с солдатами, а днем леди Интегра обычно бывала занята. Бернадотте, правда, не видел в этом никакой проблемы: по его мнению, отвлечь хозяйку от бумажной работы было делом исключительно благим, но Серас противилась и упрямо укладывалась в гроб, хотя мысленные разговоры, как и некоторые мысли, сон отгоняли напрочь.

«Девчушка, сколько можно? Ты ведь не хочешь спать».

— Ты, кажется, вообще никогда не спишь, — фыркнула Серас. Вдали от лишних ушей она могла позволить себе разговаривать с Пипом вслух, и находила это гораздо более удобным.

«Смотря что подразумевать под словом «спать», — у Бернадотте, как всегда, ровно одно было на уме. Серас попыталась осуждающе покачать головой, но ее разобрал смех:

— По-моему, ты обычно называешь это по-другому.

«Обычно я называю это «как следует трахнуть мою маленькую вампиршу». Хотя моя вампирша, кажется, в последнее время думает скорее о том, как…»

— Вот уж про леди Интегру я такого точно не думаю! — не очень убедительно возмутилась Серас, отмечая про себя с веселой досадой, что Пип определенно плохо влияет на нее.

«А почему не думаешь, если хочешь?»

— И не думаю, и не хочу! — отрезала она, всеми силами пытаясь подавить непрошенные… ощущения. То ли Пипа возбуждали подобные разговоры, то ли он там внутри занимался чем-то неподобающим. — Эй, перестань!

«И не подумаю, — прозвучало полушепотом в ее голове. — Хотя если ты решишь присоединиться…»

— Это нечестно, знаешь ведь, что у меня нет выбора, — Серас, вздохнув, сдвинула прочь крышку гроба. Закрыла глаза, а секунду спустя Пип уже наяву обнимал ее, щекоча горячим дыханием шею.

Как-то так получалось, что в гробу они в последнее время делали что угодно, но только не спали.

* * *

Осеннее солнце позолотой покрывало тусклую бронзу опавших листьев.

— Люблю это время года, — заметила Интегра негромко и словно про себя.

Они возвращались домой после очередной утомительной и затянувшейся до утра охоты на чересчур смышленого вампира, но леди Хеллсинг захотела немного пройтись пешком, и Серас, не задумываясь, вызвалась сопровождать ее. Нельзя сказать, что Интегра всегда была рада добровольной охране («И то правда, — смеялся Пип обычно, — такой эскорт, девчушка, слишком двусмысленно выглядит»), но сейчас не возражала.

— А мне больше нравится лето, — Серас постаралась поддержать разговор, хотя ничего, способного вызвать интерес или хотя бы заставить хозяйку обратить внимание, в голову не приходило. — Слишком грустно, когда оно заканчивается. И слишком холодно.

По старой памяти вампирша любила тепло прогретых солнцем улиц и запах горячей пыли на асфальте, пусть сами яркие лучи и вызывали теперь только болезненную резь в глазах да воспаленно-розовые пятна на мгновенно обгоравшей и так же мгновенно возвращавшейся в норму белой коже.

— Постойте, — вдруг сбилась она, и Интегра приостановилась, недоуменно оглядываясь. — У вас в волосах что-то запуталось.

И впрямь: меж светлых прядей нашел приют желтый березовый лист, сухой и невесомый, готовый рассыпаться в пыль под неосторожным касанием. Чуть помедлив, Серас уже сама, без подсказок и помощи Бернадотте потянулась достать… и застыла с листком в вытянутой руке, наткнувшись на чересчур понимающий и чуть насмешливый взгляд, словно на невидимую стену.

— Что-то не так, Серас? — спокойно поинтересовалась леди Интегра, мягким движением убирая в сторону заслонившую лицо прядь. В легкой улыбке таилось что-то пугающее и завораживающее одновременно. — Не бойся. Я, в отличие от некоторых, не кусаюсь.

— Ничего я не боюсь, — возмутилась Серас. Она хотела отстраниться, но Интегра успела перехватить ее кисть с желтым листком. Замаранные грязью и кровью форменные перчатки настолько контрастировали с тонкой тканью, обтягивающей запястье Интегры, что свершившееся уже прикосновение казалось невозможным, недопустимым — и в то же время естественным, как соприкосновение разных полюсов магнитов.

«Вот оно, девчушка», — шепнул Бернадотте внутри. Его уверенность успокаивала, и Серас позволила себе несмело сжать чужую ладонь. Листок выскользнул из пальцев и, кружась, опустился на землю, но Серас этого не видела — она вглядывалась в лицо хозяйки, впервые не прячась и не отводя глаз.

— Нужно идти, — заметила Интегра наконец. Виктория кивнула, нехотя отводя взгляд. Поднявшийся ветер подталкивал в спину, трепал ее короткие волосы, запутывал все новые листья в длинные пряди хозяйки, и отчего-то Серас уже готова была согласиться: это лучшее время года. Лучшее время за много-много лет.

Интегра не отнимала руки, и они шли рядом почти до самого особняка.

* * *

Когда леди Хеллсинг позвонила ей по старенькому телефону, сохранившемуся в комнате Серас с довоенных еще времен, и попросила подойти в спортивный зал, Серас не слишком удивилась: хозяйка частенько брала ее с собой в тир, по странной привычке стремясь приравнять к интуитивной меткости вампира отточенное годами упорных тренировок человеческое мастерство. Но на сей раз, видимо, планировалось что-то другое.

Она оказалась права. Леди Интегра стояла у защищенного решеткой окна с парой тренировочных рапир в руках.

— Серас, ты ведь никогда не занималась фехтованием? — поинтересовалась она в ответ на смущенное приветствие. — Может, захочешь поучиться? Мне не с кем тренироваться.

— Почему бы нет? — Серас кивнула. Это и впрямь было интересно, но, кроме того, ей показалось, что дело было не столько в отсутствии партнеров, сколько в их уровне. А с реакцией вампира мало кто мог потягаться, впрочем, еще меньше нашлось бы желающих попробовать. Пожалуй, леди Хеллсинг была единственной.

Да, наверное, дело было именно в этом. Так Серас думала до тех пор, пока Интегра не взяла ее руку в свои, поправляя положение кисти — слишком похоже на то, другое касание пару дней назад в залитой утренним солнцем аллее. Серас едва не дернулась прочь: прикосновение прошило, словно удар тока, и несуществующий ветер пробрался под одежду, вызывая легкую дрожь. А потом сильные пальцы, даже в защитных перчатках казавшиеся Серас изящными, сдвинулись вверх по ее предплечью к локтю.

Ни о каком правильном положении руки уже не было и речи: Серас напряженно замерла под прикосновениями, неосознанно потянулась ближе…

— Не отвлекайся, — прозвучало щелчком по носу. С досады Серас сильно прикусила губу — и струйкой крови окропила пол и собственную униформу.

— Ого, — Интегра усмехнулась. — Ну ладно. Можно считать, что сражались до первой крови.

Она отпустила руку Виктории, но взамен взяла ее за подбородок, внимательно разглядывая постепенно затягивающуюся ранку на губе. Серас невольно поморщилась — при всей вампирской регенерации укус ощутимо саднил — и коротко облизала ранку… А потом, когда Интегра склонилась к ней, осторожно касаясь губами, поперхнулась воздухом и почему-то зажмурилась.

«Ничего себе, — хрипловато восхитился Бернадотте. Темнота под веками пахла его дешевым куревом. — Похоже, в наш план придется внести некоторые коррективы, девчушка».

«Какие?» — Серас тяжело дышала.

«Это уже не мы соблазняем мисс Хеллсинг, а она нас. А теперь открой глаза и поцелуй ее в ответ».

Серас не нужно было открывать глаза — страшно было открывать глаза, — она и с закрытыми глазами, одной рукой притянув к себе леди Интегру, легко нашла ее губы.

@темы: Серас, Интегра, Пип, Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)

Художник:  ~Фортунатто~
Автор:  /Melissa/
Название: «Хвост виляет собакой»
Персонажи: Уолтер, Алукард, Артур
Рейтинг: PG
Жанр: General, Action, Pre-canon
Саммари: Почему собака виляет хвостом? Потому что она умнее хвоста. Если бы хвост был умнее, то он вилял бы собакой.

арт во всей красе

— Собака? У меня в напарниках собака?
— Это не просто собака, Уолтер. Но если ты…
— Нет, сэр, я готов. Я согласен.
— Вот и чудненько. И… не волнуйся, он не доставит тебе проблем и, если вдруг что-то пойдёт не так, присмотрит.

Мягко прикрыв дверь, Уолтер вышел из кабинета и едва сдержал желание пнуть пса. Видано ли, чтобы за ним, да приглядывала какая-то блохастая шавка! Пусть и… хм… с не совсем обычной кровью.

С интересом, будто в первый раз, он посмотрел на острую морду, висячие лохматые уши и… с трудом выдержал жуткий, пробирающий ознобом до костей взгляд алых глаз. Двух пар алых глаз. Хотелось бежать, инстинктивно бежать, прятаться, захлопывать за собой двери, звать на помощь, отбиваться, кромсать нитями нападающего, пока наконец или тот не издохнет, или Уолтер не убедит себя, что сделал всё возможное.

Пёс моргнул — и наваждение спало. А глядя на то, как задней лапой пёс почесал себя за ухом, Уолтер сам себе показался сопливым перепуганным мальчишкой. Может, сэр был прав и ему ещё рано работать одному? Нет уж, он докажет, он всем докажет!

Пёс фыркнул.

— Артур сказал, что мы вылетаем на рассвете, — произнёс Уолтер, надеясь, что его поняли. Пёс был на удивление умён, и Уолтер слышал не раз, как Артур не столько отдаёт команды, сколько просто говорит псу, что тот должен сделать. Но одно дело Артур — вряд ли демон будет слушаться кого-то другого.

Думать о задании, о задании!

Уолтер заставил себя выкинуть все ненужные мысли из головы. Не станет помогать, ну и ладно, даже здорово. Главное, чтобы не мешалась под ногами, вряд ли Артур порадуется, если Уолтер вернёт его «Пушистика» бесхвостым.

Отвернувшийся пёс снова фыркнул, словно не мог прочихаться от пыли. Надо бы сказать старшей горничной, чтобы убирали у кабинета лучше.

***

Один хозяин и один упырь. Удивительно даже. Уолтер привык, что как только вампир додумывается до идеи создать целую армию бессловесных, идеально подчиняющихся рабов, тут же рвётся перекусать всех, кого вокруг увидит. И женщин, и стариков, некоторые, как он слышал, не брезгуют и вовсе инвалидами.

Однако, привык Уолтер или нет, впервые он сам должен был охотиться на кровопийцу. Не следовать указаниям кэпа, не жалеть, что именно их группа лишь зря прочесала ботинками лес, а вся забава досталась другим, — нет, сегодня именно Уолтер должен был решать, куда идти и где искать.

Лодочная станция перед ним (гордое наименование для трёх будок и ржавой перевёрнутой дном кверху лодки на причале) стояла будто вымершая. Такой она и была. Уолтер сам проверил, что ни одно из трёх тел: некий мистер Трейзи в залихватской капитанской фуражке, коренастая женщина с растерянным лицом, которую он нашёл в комнате на верхнем этаже, да рыжий среднего роста молодой мужчина, так и упавший лицом на какие-то финансовые бумажки, — никто из них не был жив уже часов двенадцать. И, что он и искал, никто не был укушен, хоть кровью и было заляпано всё вокруг.

Уолтер старался не думать, что кто-то уже обнаружил это место, проанализировал, дал информацию о хозяине и упыре. Видимо, даже был в курсе, что возможное промедление или ошибка Уолтера не повлекут за собой дальнейших жертв. Тренировка… Одна из кружащихся в зловонном воздухе мух села Уолтеру на щёку и он, торопливо смахнув её, с трудом сдержал подкатившую к горлу тошноту.

Это всего лишь тренировка.

Оказавшись на улице, Уолтер первым делом бросил взгляд на прилёгшего в теньке пса. Обычная собака, особенно такая лохматая, наверное, должна бы была жарко дышать, высовывая язык, ронять слюни и в остальном тоже вести себя подобно собаке. Этот же спокойно смотрел на Уолтера, словно взглядом спрашивал: куда дальше?

И правда, куда?

Реку — одна пара алых глаз моргнула и зажмурилась — вампиры бы не перешли. Насколько Уолтер помнил сводку местности, с южного направления только поля и холмы, вряд ли вампир направился бы туда. Север или запад? Ещё раз покосившись на пса, Уолтер выбрал север. Там как раз по пути к городку пара поселений.

Запад тоже был заманчив лесом, видневшимся на горизонте. Но, как решил Уолтер, будь он вампиром и желай он укрыться, вряд ли стал вырезать этих троих. Молодой, жаждет крови, но контролирует себя. Редкий случай.

Пёс зевнул, когда Уолтер кашлянул и как можно твёрже скомандовал: «Идём на север», поднялся и неторопливо потрусил следом.

Добрый пяток миль по просёлочной дороге, на треть опустошённая фляга да уже начинающий нервировать своей бесшумностью пёс. Уолтер чувствовал бы себя спокойнее, если бы «напарник» хоть единожды гавкнул, погнался за бабочками, рванул бы куда-нибудь в траву за жирной мышью — чтобы не шёл на полшага сзади и не буравил затылок, словно вторая совесть Уолтера. Честно сказать, Уолтер уже начал сомневаться, что правильно выбрал направление.

Леса? А если вампир ушёл к лесу? Если он завёл себе только одного упыря, может, он вовсе и не молодой, а напротив опытный? Закопался на день в землю, а потом следующей ночью спокойно ушёл? Что там ещё было на западе? До ближайшего жилья далековато, но…

Уолтер пожалел, что решил не отчитываться о найденных телах. Посчитал ненужным, благо информация у сэра и так была. А если часть проверки?

Поздно плакать по пролитому молоку. Надо будет, он ответит за все свои решения.

Ободрённый этой мыслью, он пошёл дальше. И, словно знак, что всё правильно, с вершины очередного подъёма он по левую руку от себя увидел железнодорожную станцию. Уж там-то есть как минимум телефон, как максимум информация, какие ещё из неотмеченных на карте объектов могут стать прибежищем вампиров.

Пёс заворчал, но стоило Уолтеру бросить на него взгляд, тут же скосил взгляд в сторону. Это был намёк, что Уолтер сбился с направления? Однако пёс как не умел говорить, так и не смог объяснить, что ему не понравилось.

— Что-то не так? — спросил Уолтер, пёс фыркнул. — Если мы найдём работающий телефон, сможем уточнить обстановку. Жаль, что ты не можешь взять след, мы бы их в два счёта нашли.

Он бросил взгляд на пса и поймал себя на желании извиниться. Строго говоря, он не знал, может ли этот пёс выследить цель: Уолтер не просил, а тот не рвался с невидимого поводка, конец которого Уолтер представлял в своих руках. Так глупо, ведь он боялся разувериться, что пёс будет слушаться, боялся понять, что тот и правда присматривает.

Немигающие алые глаза смотрели в ответ, и Уолтер сам не понял, отчего рассмеялся. Но напряжение, которое он ощущал последнюю пару часов, вдруг исчезло. Идти стало легче, норы грызунов и кочки уже не так сбивали с шага, спуск в низину перестал казаться тратой времени.

— Нечасто тебя отправляют побегать на воле, а? Ничего, разделаемся с ублюдком и побегаешь на свободе, поймаешь себе жирную полёвку (или кто тут водится). Ты вообще хоть что-нибудь ешь? Нет? Не нужно? Сделаем всё чисто, Арчи будет доволен, — хмыкнул он, ободрённый внимательностью в алых глазах.

Но трепать мохнатые уши он всё-таки не рискнул.

Стоило Уолтеру спуститься в низину, он понял, что создавало издали ощущение неправильности. Станция стояла абсолютно заброшенной, а шпалы меж грязных рельс совсем рассохлись, видимо, эта из тех линий, по которым больше не ходят поезда. Шансов найти здесь работающий телефон становились всё меньше.

В надежде на чудо он подёргал заколоченные доски на двери и окнах, попробовал рассмотреть что-нибудь сквозь пыльное стекло. Маленький домик в стороне казался более жилым, и Уолтер направился к нему.

Телефон! Прямо на столе.

Но стоило Уолтеру толкнуть дверь, сразу целый шквал звуков обрушился на него. Оглушительно не то гавкнул, не то зарычал пёс, в комнате разлетелся деревянными обломками шкаф, а прямо на Уолтера из зияющего вратами в Преисподнюю погреба рванул светлый силуэт.

Успел!

Петля нити обхватила плечо, Уолтер дёрнул запястьем, чувствуя, как впиваются в фаланги металлические кольца перчаток. Вампир истошно закричал, в воздух пахнуло душным запахом горящей поганой крови. Удар смазался, и Уолтер сумел увернуться от рассыпавшейся прямо перед глазом когтистой руки.

Рефлексы сработали быстрее осознания. Сколько раз Уолтер захватывал нитями «головы» манекенов, а всё равно захватило дух, когда он почувствовал, как мягко нить входит в плоть, разрезает её будто масло. Он будто на языке почувствовал зернистый пепел.

— Пит!

Не упырь, нет! Полноценная питомица, с искажённым от крика лицом, блестя клыками, ринулась на него из тёмного угла. И вот теперь Уолтер не успел, нити запутались в рассыпающемся прахом теле, ему катастрофически не хватало долей, ничтожных долей секунды.

Он успел только заслониться локтем, чтобы укус пришёлся в руку. Перед глазами промелькнули картины, как он сам себе перепиливает нитями кость, чтобы яд не успел дойти до мозга и сердца; жуткие картины, как он всё равно становится вампиром, как пёс Артура сразу же, в ту же секунду выгрызает у него сердце. Кошмарные видения были настолько чёткими, что когда Уолтера отшвырнуло в сторону, он не сразу понял, что рука не болит, его не укусили, а сердце, колотящееся перепуганно сердце на месте. Рука не болела, болела спина и голова.

С истошным воем рассыпалась в пепел вампирша, тщетно пробуя оттолкнуть от своего горла пса. Загрыз, он её загрыз, вот так просто.

Пощупав затылок, Уолтер совсем не удивился, увидев собственные пальцы все в крови. Что-то текло за шиворот, приятно-тёплое… Тошнотворно-тёплое… В глазах потемнело, и Уолтеру показалось, будто тени вокруг алых глаз и окровавленной морды сгущаются, растекаются как чернила в воде, окружают Уолтера, а потом неведомая сила, прострелив болью по позвоночнику, оторвала его от земли. Он потерял сознание.

***

— Он?
— Почему бы и нет? Вы неплохо сработались. И он так же забывает отчитываться.
— Как скажете.
— Не ворчи как мой отец. Ты же не заставишь меня уговаривать тебя? Сам знаешь, что Уолтер неплохо справляется.
— Для человека.
— Вот и проследи, чтобы он им и остался.
— Гав, Хозяин.

@темы: Артур, Уолтер, Фест «Летние каникулы», Алукард

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Второй этап (фанфик и иллюстрация)

Автор:  Rendomski
Художник:  ~Фортунатто~
Название: «Запасной план»
Бета: Бетонный тапок
Пейринг и герои: Люк Валентайн/Рип ван Винкль/Тубалкаин Альхамбра, Ян Валентайн.
Категория: гет и преслэш
Рейтинг: R
Жанр: романс
Размер: миди
Саммари: Люк ухаживает за Рип, Альхамбра делает авансы Люку. Немного любви и смерти.
Предупреждения: Ян Валентайн, ненормативная лексика, жестокость.
Дисклаймер: Персонажи и события манги «Хеллсинг» являются собственностью К. Хирано и Ко. Фрагменты из песни “Up Jumped the Devil” принадлежат Нику Кейву, перевод Seras-chan. Всё остальное, что вам ниже встретится, на совести автора фика.

арт во всей красе

Но если не брать во внимание пьянство и наркоманию,
Царили б в мире гармония и красота.
Если не брать во внимание грех прелюбодеяния,
То были б мы с тобою как Ромео и Джульетта...
«Крематорий» — «Ромео и Джульетта»

Позднее Люк с надменной ленцой рассказывал, будто пристрелил этого типа так аккуратненько, потому что очень уж ему приглянулся дорогой белый костюмчик.
А на самом деле, он перепугался до усрачки не меньше, чем все остальные, когда, без труда разобравшись с охраной и прислугой, они обнаружили, что хозяин дома — вампир, как и они сами. Только покруче. Двоих шедших впереди хозяин снял сразу, Иэн ещё с двоими успел отступить, а оказавшемуся отрезанным Люку не оставалось ничего другого, кроме как убивать или умирать. Охваченный слепой паникой, Люк расстрелял весь магазин и попал (то ли чудом, то ли правда благодаря разбуженному таланту, который ему потом приписали) точнёхонько в сердце. Пуля застряла в кости, кровь из раны лишь слегка окропила распахнутый белый пиджак. Люк и не понял сразу, что попал в яблочко; приготовился дать дёру, опасаясь, что рухнувший навзничь вампир лишь ранен или прикидывается, подманивая его поближе. Но тут распростёртое тело на глазах принялось истлевать и рассыпаться прахом, струйкой мелкой пыли высыпалось из рукавов пиджака, который осмелевший Люк, приблизившись, поднял за воротник.
Люк нервно рассмеялся, глядя на пустую оболочку одежды в руках, осмотрелся и расхохотался по полной. Антикварная вычурная мебель с гнутыми ножками и потёртым бархатом обивки, богатые, драгоценными нитями вышитые гобелены и тяжёлые пышные занавеси, цветные вазы, тонкие, белеющие в полумраке статуэтки, старинные книги на полках и дорогой белый костюм. Именно то, что представлялось Люку ранее при слове «вампир», а никак не скрытая в джунглях военная база, плачущая уже не по капитальному ремонту, а по бульдозеру, отупевшие и ошалевшие от десятилетий выжидания солдаты последней большой войны, ежедневные тренировки, одежда и бельё только те, в которых новобранцы приехали с самых разных концов света, безумные эксперименты и окончательно съехавший с катушек Иэн.
Впервые Люк встретился лицом к лицу с настоящим, нормальным вампиром. Нет, чтобы ловить момент, договориться, попросить помочь выбраться из этой дыры... Должна же между вампирами существовать хоть какая-то солидарность, помощь своим — хотя, судя по тому, с какой злостью хозяин дома обозвал их «уродами», вряд ли он считал Люка и ему подобных «своими». И нетрудно понять, почему для нормальных вампиров они уроды. Впрочем, с этой хернёй, которая вмиг снесёт ему голову, чуть что-то не так, далеко Люку в любом случае было бы не уйти. Замочить заносчивого придурка — лучшее, что можно было сделать.
Альхамбра, сукин сын, мог, конечно, и предупредить, что их ждёт не просто весёленькое отщёлкивание суетящихся людишек. К гадалке не ходи, нарочно умолчал про вампира. «Дайте мне трёх-четырёх ребят, да эту девку белобрысую до кучи, нужно разобраться с одним типом, пускай мужики повеселятся». Повеселились, нечего сказать. Пидор недоёбанный.
Белый шикарный пиджак, лишь слегка сбрызнутый кровью, пришёлся впору. Поколебавшись, Люк отряхнул от праха и брюки. Прах к праху, а ему неизвестно, сколько ещё на базе маяться, пока подвернётся возможность разжиться чем-то поприличнее. Люк глянул в зеркало в широкой позолоченной раме, которое, вопреки фильмам, его отразило и даже не треснуло. Костюмчик сидел ещё ладнее, чем на прежнем владельце, и, ухмыльнувшись, Люк пошёл во двор.
Припугнуть Иэна и трусливых придурков, которые его бросили.

— Ну, сечёшь, этот прикол, когда насосёшься крови и у тебя встаёт...
К рассвету Люк не сечёт уже ни хрена, а перед глазами всё плывёт: то ли от перенапряжения, то ли от препаратов, которыми его накачивают. Глядишь, став вампиром, могущественным и бессмертным, как же, начнёт носить очки, подобно старлею ван Винкль, уж воистину — с кем поведёшься... Руки трясутся так, что пакетика с кровью до рта с первой попытки не донести, и Иэн, отвлёкшись от рассказа, звучно хмыкает:
— Не выколи только глаз трубочкой, а то Док как вставит новый — краше, чем у суки Блиц!
Белым костюмчиком перемены в быту Люка после памятного убийства чужого вампира не окончились. С костюмчика только началось самое захватывающее. Док несказанно обрадовался, получив отчёт о том, что данный подопытный экземпляр отличается повышенной скоростью реакции, приспосабливаемостью к стрессу и чёрт ещё знает чем. А когда Люк выжил после всей дряни, которой его напичкали, Док едва ли не ещё больше возликовал и с целью исправления сего радостного факта, не иначе, отправил его на индивидуальную подготовку к старлею Рип ван Винкль.
— Мы как-то поржали, от чего баба бы раньше загнулась: от потери крови или от того, что её заебали бы, буквально, прикинь, братан, ха-ха! А Денди возьми и притащи чиксу...
Старлей ван Винкль на базе Последнего батальона казалась личностью настолько же примечательной, насколько невзрачной была бы в обыденной обстановке. Немногочисленные среди «старых нацистов» дамочки-военные с презрительным видом избегали разномастной толпы новобранцев. Женщины в строгих заношенных униформах были аккуратны закоснелой с душком нафталина аккуратностью пожилых незамужних тётушек — все, за исключением Зорин Блиц, пожалуй, но Зорин Блиц — личность особая. Рип ван Винкль же в неизменных выпуклых очках и почти всегда с длиннющими косичками семенила мимо шатающихся в свободное время по базе новобранцев, как отличница-зубрилка мимо шайки недавно исключённых из школы хулиганов. Точно так же она отхватывала свою долю насмешек, улюлюкания и похабщины и проскакивала дальше, ссутулив худые угловатые плечи ещё сильнее. Тронуть, впрочем, её ни разу не решился никто, подспудно догадываясь, что кажущаяся девчонка не зря носит такие же нашивки, как и бой-баба Зорин Блиц.
— ...реальный тотализатор! Набилось и наших, и здешнего старичья. Даже этот сухарь Док выполз, прикинь. Хотя у него на роже написано, что знатный извращенец! Сосать из горла нельзя было, ясно дело, мы же не упырицей бабёнку хотели сделать, так Док притащил склянки из своей лаборатории, чтобы точно замерять, сколько кровяки мы спустим — типа, «из научного интереса», ха-ха, десять раз!
От заката до рассвета Рип ван Винкль, довольно напевая под нос, гоняла Люка так, что тот раз за разом мучительно вспоминал, когда и чем его угораздило смертельно обидеть очкастую вампиршу? Подумаешь, разок-другой присвистнул вслед или бросил какую непристойность, да и то больше за компанию, нежели в самом деле прельстившись плоской фигурой. Или на нём отыгрывались за все прегрешения новобранцев, взбаламутивших застоявшееся со времён Второй мировой болотце?
— Короче, они там ещё битый час мудохались да детали обговаривали. А бабёнка-то аппетитная попалась... Так пока я дождался этих мудаков, Ян Валентайн-малый едва фальстарт не взял...
Внешность отличницы не обманывала: Рип ван Винкль на отлично знала всё об оружии, об обращении с ним и фанатично вбивала свою науку в Люка. Через его руки прошла вся разнородная коллекция, от антикварных пистолей, принадлежавших явно каким-то пиратам в незапамятную романтическую эпоху, до новёхонького «Пустынного орла»; суровая инструкторша Люка придирчиво оценивала, какому оружию его злополучные конечности меньше всего мешают стрелять, пока не выдала с неохотой ему в постоянное пользование два обреза американской винтовки М1.
— ...вдул по самые помидоры пяток раз, потом раком поставил и ещё обработал, потом хотел, чтобы она мне хоть разок отсосала, а то у неё уже вся смазка в пизде запеклась, но братва принялась возбухать, что об этом уговора не было...
Просчитать в уме траекторию движения пули, поправку на ветер, вектор перемещения противника. Свести к минимуму системную погрешность: в оружии всё должно быть притёрто и смазано, ни пылинки в механизме; рука не должна дрогнуть ни на миллиметр, теперь ты это можешь. Считай, стреляй, пересчитывай, стреляй... А теперь точно так же попади, не задумываясь. И в движении, в падении, в прыжке, с обеих рук...
— ...чикса уже замудоханная, в соплях, а всё дрыгается. Я бы плюнул и прикончил её, да как теперь перед всеми стушуешься? Ну и пришлось: глотнул крови, встало, вставил... Заебался с этой сучкой до мозолей, блять!
Уворачиваться от пуль — под доковыми препаратами это как два пальца обоссать. От вспышки выстрела до приближения раскалённого кусочка металла время течёт как в замедленной съёмке, впору вальс танцевать вокруг пули, хотя танцевать — это, скорее, по части музыкальной ван Винкль, которая напевает под нос, кажется, всё время, когда не отдаёт указания. «Позвольте пригласить вас на танец, мэм».
— ...я уже точно думал: похуй, суну этой дряни в глотку, чтобы подавилась! Денди не иначе как нарочно самую выносливую кобылу подыскал. Но Ян-малый сдюжил и сделал, мать её, до отключки, показал ей настоящего ливерпульского мужика!
Разве здесь может быть хоть что-то настоящее? Иэн ненастоящий, и правда не Иэн, а Ян, как его быстро перекрестила разнородная публика, чужой выродок, а не его брат; Иэну всегда недоставало тормозов, но не до такой же степени. Ненастоящие, задыхающиеся в жаре, влажности и неистребимой прело-плесневелой вони солдаты. Ненастоящая девчонка с косичками, годящаяся наверняка ему, Люку, в бабки. И сам Люк ненастоящий, всё более удаляющийся от того непоседы Люка Валентайна из Ливерпуля — с тех пор, как лёг под нож Дока...
— ...бабу потом по кругу пустили: не потрахать, так пожрать. Ей богу, ржали, как дети малые, и что они здесь черте-сколько делали, если даже веселиться как следует не научились?
Не до веселья, когда жизнь вытекает из тебя по капле, и не год, а пятьдесят лет. Иэн не понимает ещё. Он навёрстывает жажду жизни, бросаясь во всё более экстремальные развлечения, но мир однажды исчерпает свои возможности, и даже до этого придурка дойдёт, что вместо обещанной вечной жизни им подсунули дешёвый заменитель, made in China, на котором тут все торчат, заживо мёртвые, занемертво немёртвые, ожидая переигровки войны, точка в которой поставлена полвека назад.

Рип ван Винкль, глядя сквозь Люка, певуче рассказывает о величайшем из бессмертных, Алукарде. Люк ни на секунду не усомнился бы, что Алукард — точно такой же миф, как и вечно готовящаяся операция «Морской лев», если бы не видел Алукарда собственными глазами.
— ...однажды я видела его собственными глазами, совсем рядом. Почти видела.
— Я тоже видел его.
Ван Винкль осекается, уставившись на Люка поверх очков огромными, оказывается, синими глазищами — будто впервые замечает его как личность, а не в качестве досадного вынужденного придатка к её драгоценному оружию. Или будто впервые осознаёт, что Люк — не воображаемый собеседник, кто поручится за здравость её рассудка? Странно, что глаза у неё не красные, как почти у всех остальных. Впрочем, таких неестественных тёмно-синих глаз у людей тоже не бывает, от её взгляда в упор становится не по себе, и Люка прорывает. Впервые кто-то выражает готовность выслушать с начала до конца, как он вляпался в эту историю, как однажды ночью отправился с нарядом полиции по вызову (Люк подрабатывал тогда репортёром для криминальной хроники) и попал будто на съёмки фильма ужасов. От неправдоподобности разыгравшегося вокруг кошмара у Люка будто мозги отключились, он фотографировал и фотографировал превратившихся в зомби с пустыми глазами обывателей, которые раздирали своих недавних соседей, клиентов, неудачливых прохожих, полицейских на части, с хрустом выламывали конечности, выгрызали ошмётки плоти. Вытащил его Иэн, которого Люк как раз этим вечером забрал из участка под залог, ещё сомневаясь, не оставить ли буйного братца в каталажке, а то станется с него до суда вляпаться ещё в какое-нибудь грязное дело. Иэн уволок его подальше от заварушки чуть не за шиворот, швырнул на заднее сидение чужого автомобиля, за пару минут нашарил нужные проводки и дал дёру.
В полной мере чудовищность происшедшего Люк осознал только на следующий день, проявляя снимки и едва не глотнув от потрясения из бутылки с закрепителем. А уж на значимые детали ему указал и вовсе коллега, Мэт Грэхэм, которому Люк немедленно притащил едва просохшие шокирующие фотографии. Например, на вышагивающую через самый эпицентр кошмара высокую фигуру в нелепой широкополой шляпе и плаще (алом; несмотря на нетвёрдую память о происшествии и чёрно-белую плёнку, Люк был уверен, что в алом). Или на едва заметную на заднем плане, рядом с полицейскими машинами, блондинку с шевелюрой роскошнее, чем у самого Люка, никак не желавшего расставаться с металлистской юностью.
— А вот и она! Ну ты и везунчик, Люк! — радостно вопил Мэт, тыча пальцем в снимок. — Леди Ди, собственной персоной.
— Охуел, какая это тебе леди Ди?
— Нет, ну не та, которая принцесса Диана. Леди Ди — наша кодовая кличка как раз для этой дамочки. Её регулярно засекают, когда творится нечто подобное.
Люк приуныл. Он-то думал, что раскопал сенсацию, а, оказывается, «нечто подобное» творится не в первый раз. Тем временем, Мэт позвонил каким-то друзьям, и через полчаса Люк ознакомился с совершенно чокнутой версией происходящего, в которой фигурировали вампиры и зомби, терроризирующие население, власть, которая всё скрывала, и некая тайная всемирная ложа, которая всем этим заправляла. Дурацкий энтузиазм собравшихся вызывал у Люка зевоту, он равнодушно кивал, в глубине души полагая, что уж кому, а журналистам надлежит подобные байки сочинять, а не верить в них. Даже когда там же, на квартире Мэта, их всех скопом повязала полиция, Люк был уверен, что Мэт ввязался в какой-то криминал или что, на худой конец, их случайно сгребли по ходу превентивного рейда против наркодилеров или кого-то в этом роде — дом Мэта был не из фешенебельных. Люк не верил ни в какие дурацкие заговоры против населения, пока не оказался лицом к лицу с сереньким мешковатым чиновником. Тот занудным скучающим голосом объяснил Люку, что они ввязались в дела организации, о которой никому знать не положено, и что у него, Люка, теперь, собственно говоря, есть два выхода: либо пожизненная работа на эту самую организацию — если он сможет быть чем-нибудь полезен (в голосе серенького господина звучало откровенное сомнение), — либо... поймите, речь идёт о слишком важных для благополучия страны сведениях, чтобы мы могли допустить хоть малейший риск огласки...
Люк оторопело молчал, с трудом переваривая услышанное и всё ещё в глубине души надеясь, что это какая-то дурацкая шутка или навеянный кинопродукцией подобного содержания бред, но вдруг серенький господин глянул на него почти участливо и, понизив голос, добавил:
— Есть, правда, ещё один выход — если вы готовы рискнуть. Поймите, речь идёт не только о вас, но и о вашем брате. Он ведь тоже замешан в эту историю...
Люк вздрогнул. Люк в очередной раз чертыхнулся, что забрал вчера — не далее, как вчера, — Иэна из участка, где тот сидел бы до сих пор и беды не знал. И Люк приготовился слушать.
Вампиры существовали. Существовала организация, которая их истребляла. И существовала тайная ложа, которая, помимо прочего, прикрывала деятельность этой организации. Но скрывают факт существования вампиров и уничтожают их не потому, что сильных мира сего так уж волнует спокойствие и благополучие сограждан, а чтобы никто не догадался, что бессмертие и могущество доступны, в сущности, любому (пить кровь — большое дело, мало ли больных, которым постоянно требуются куда более дорогостоящие и труднодоступные препараты...). Несомненно, упомянутая всемогущая тайная ложа планирует изучить этот феномен как следует и воспользоваться возможностью бессмертия только для себя — после чего она станет ещё более всемогущей и тайной. Однако, давно существуют люди, намеренные ей противостоять и предоставить шанс на бессмертие любому, кто готов присоединиться к их делу...
Люк не был готов. Безусловно, он понимал, что его привычная жизнь перечёркнута, и желал виновным (в отличие от него самого, действительно виновным) уродам: таинственному Совету Круглого стола, сучке Интегре Хеллсинг и полумифическому чудовищу Алукарду — всяческих бедствий. Вот только, честно говоря, посвящать оставшееся ему время (бессмертие ещё не укладывалось у него в голове) причинению этих бедствий Люка особо не тянуло. Просто последний из предложенных сереньким господином вариантов был единственным, хоть как-то подразумевавшим их с Иэном выживание, пускай и в довольно экзотическом состоянии.
На данный момент экзотика состоит из ещё более задалбывающего, чем в Англии, дождя, разве что потеплее, ещё более липкой грязи и старлея Рип ван Винкль, которой явно поднадоела его печальная повесть.
— Вставай, — говорит ему ван Винкль. Люк силится распознать проскочившую в голосе эмоцию: то ли сочувствие, то ли презрение. Разумеется, она же подалась в Последний батальон за высокую идею, а не из-за безнадёги, как какой-то там англичанишка. — Поболтали — и хватит, ещё час можно потренироваться, пока солнце не поднялось. А то прошляпишь свой шанс расквитаться с Алукардом и всеми остальными.
— Куда уж мне до величайшего из бессмертных? Уж точно против Алукарда у вас покруче ребята найдутся.
Девчоночью веснушчатую физиономию ван Винкль вдруг перерезает злобный акулий оскал.
— Ты научишься хоть когда-нибудь слушать, что тебе говорят, Люк Валентайн, или так и сдохнешь кретином? Тебя готовят для сражения с Алукардом. Операции, которые проводит на тебе Док, отрабатывались десятилетиями. Так что скромность твоя здесь даром никому не нужна. Ступай лучше и научись использовать по полной то, чем тебя одарили.
Люк плетётся за худющей, того и гляди — переломится, девчонкой в полном недоумении.
— Слушай, если меня готовят к сражению против Алукарда, то с кем же должна будешь сражаться ты? Потому что я тебе пока что и в подмёт...
Ван Винкль резко оборачивается:
— И меня тоже готовят против Алукарда.
Люк отшатывается. Задумчивые, затуманенные обычно глаза сверкают металлической синевой, во всей позе, в по-военному прямой вдруг осанке читается угрожающая решимость.
— Док готовил меня к этому сражению с сорок пятого года. Чего на мне только не испытывали, кто меня только не обучал... А теперь я — всего лишь запасной вариант. Дошло наконец?!
Дошло так дошло. Теперь Люку многое понятно. И почему его гоняют до упаду. И почему ван Винкль временами ненавидит его, будто он её мать родную прирезал. И почему бравый старший лейтенант, вновь повернувшись спиной, по-журавлиному широким шагом быстро-быстро отмахивает подальше с таким видом, будто вот-вот расплачется. Девчонка, как есть, разве что увлечения и обиды не совсем девчоночьи.
— Эй, — кричит Люк, бегом нагоняя её. — Слушай. Никаких проблем. Понимаешь, никакой я не крутой, просто подфартило — и всего-то. Хочешь, я завтра же во всём признаюсь и попрошу, пускай мне что-нибудь попроще перепоручат. А ты делай, что хочешь, со своим Алукардом. Ну, или пусть запасным планом назначат меня. Рип! Сама понимаешь, я не напрашивался на это специально!
Рип оборачивается. Глаза у неё предательски припухшие, а стёкла очков чуть запотели, но она уже не плачет, она смеётся совершенно ненормальным смехом, и Люк смеётся вслед за ней. Дошло, до него дошло, какую чушь он городит. Его здесь в последнюю очередь будут слушать и спрашивать на предмет того, что он будет делать, а что — нет. Но Люку всё равно хочется придумать какой-нибудь финт, чтобы этой по-своему забавной вампирской девчонке не было так досадно.
Ну не убьёт он грёбаного Алукарда, если для Рип так важно её задание. Не так уж это должно быть сложно.

— Да блять же, Иэн, ты что, придурок, не видишь уже, куда колешь?!
— Отъебись, всё я вижу, — Иэн вытаскивает иглу шприца из пакетика с кровью и залепляет дырочку комком жевательной резинки. — Всё равно всё в венах будет. Зато дырку в себе прокалывать не нужно. Мелочь, а приятно. На нас, конечно, сейчас всё заживает так, что собака обзавидуется. А то помнишь Майка-бармена, у которого чуть рука от уколов не сгнила? Может, тебе тоже соли, перцу к томатному соку? — Иэн помахивает в воздухе шприцом, и Люк посылает его туда, где солнце не светит. — Ну как желаешь, — он делает глоток и блаженно жмурится. — А то травка здешняя как-то хило штырит.
Люк не поясняет недоумку, что дело вовсе не в травке.
— Надеюсь, ты хотя бы не в самоволку за дурью ходишь?
А то смотались на днях одни. Может, кто-то ещё у Дока в аквариуме и плавает.
— Не, будь спок. Мне Денди за тотализатор по-чеснаку отстегнул — а теперь сам же и дурь мне продаёт, прикинь, во сукин сын! Тебе ещё подарочек просил передать.
Иэн выкладывает на стол побрякушку: цепочку желтоватого металла с подвеской-сердечком, за версту видно, что дешёвка, только безмозглым девкам такую пошлятину дарят. Люк раздражённо кривится и требует, чтобы Иэн убрал этот мусор с глаз долой.
Альхамбра выёбывается, будто в жизни мужика с длинными волосами не видел. А ещё Денди называется. С первых же дней на базе изводил Люка подначками, потом едва не угробил, да и после триумфального возвращения Люка не упускал случая отпустить насмешку. Будто, уёбок, как на ладони видел, что нет у Люка никаких уникальных способностей, что он всего-навсего везунчик, вечный выживающий, непотопляемый, пускай и барахтаться приходится в сплошном дерьме.
— А Денди, чё, правда пидор? Нормальный вроде мужик.
— Пидор как есть, так что держись от него подальше, заразишься ещё.
Но Иэн только ржёт:
— Ты сам, братец, погляжу, недалеко ушёл, если у тебя на эту селёдку ван Винкль встаёт.
— Иди в жопу.
— А ей-то явно нравятся длинные жердины.
— Малой, не нарывайся.
— Молчу-молчу. То-то ты на тренировки свой обожаемый белый костюмчик таскаешь.
Да не таскает вовсе, всего-то один раз надел, чтобы пригласить Рип до ближайшего городка прогуляться, как школьник, ей-богу. Благо офицерам не запрещено покидать базу. Ничего хорошего там он, впрочем, не увидел, деревня-деревней. Ещё и на того же Денди наткнулись по возвращению, тот осклабился и съязвил: «Заношенный джемпер под белый пиджак — прямо верх элегантности». На что Люк, подчёркнуто глядя на волосатую, как у обезьяны, грудь в расстёгнутом вороте, процедил: «В следующий раз, стреляя, постараюсь и рубашку не испортить».
Потом Люк, правда, примерил пиджак на голое тело, но пришёл к выводу, что с джемпером, пускай и заношенным, всё-таки цивилизованнее.
И ведь будь они не в джунглях какой-то там сраной Амазонки, а в окрестностях Ливерпуля, это Альхамбра сидел бы безвылазно на базе и штопал единственную рубашку, а Люк был бы незаменим для начальства и волен, как ветер, налаживал бы связи, ловко манипулировал всеми ниточками, использовал бы все известные ему лазейки. Но здесь бал правит Денди, и поговаривают, что даже самые верхи не могут без него и шагу ступить.
— А цацку возьми всё-таки, побалуй девку подарочком. Хоть что-то выпуклое на ней будет.
— Верни Денди, скажи, чтобы засунул себе в жопу, свербеть меньше будет.
Иэн глупо хихикает, наконец поймав кайф.
— Что-то, братец, тебя в натуре клинит на жопах.

Зимне-весенний дождь зарядил на три месяца без перерыва, это Люк уже по опыту знает. Не обычная нудная морось, льёт так, будто наверху до упора открутили Большой небесный кран. Даже самым выносливым не до тренировок. И не до прогулок вдоль реки было бы, если бы не большой, выгоревший на солнце зонт Рип. Вода стекает с зонта ручьями, вызывая то же отталкивающее ощущение, что и лениво ползущая мутная река, заставляя пару под зонтом жаться подальше от краёв, поближе друг к другу. До попадания сюда Люку не доводилось слышать о нелюбви нечисти к проточной воде, но сейчас он всем телом ощущает неприятие к широкой, с плеском подмывающей крутой берег полосе реки.
— Даже жаль, что вампирам лезть в воду не положено, — заключает он вслух. — Погодка — только купаться: всё одно промокнешь до нитки.
— Покупаешься здесь, как же. Крокодилы живо ноги оттяпают.
— Я сам им что хочешь оттяпаю. Вампир я или не вампир?
Вампир, увы, и потому крокодилы его нервируют куда меньше самой воды.
— Я бы не рисковала. Док одно время с энтузиазмом прикармливал здесь этих тварей. Ходили слухи, что он пытался создать оборотней-крокодилов.
— И?
Рип улыбается, будто какой-то полузабытой шутке и не отвечает.
— Только не говори, что ты и есть оборотень-крокодил.
Мотая головой, она смеётся так несвойственно задорно, что не остаётся сомнения: речь идёт о какой-то шутке, понятной только узкой компании старых знакомых, к которой Люк не принадлежит.
— Не обращай внимания.
Да. Конечно. Пустяк.
Люк впихивает вдруг зонтик в руку Рип.
— Люк, что?..
— Ничего, — Люк расстёгивает пиджак и вешает Рип на предплечье. — Подержи-ка немного. И это, — стянув ботинки, он выбирается из брюк. — Не знаю, что там было с этим грёбаным оборотнем-крокодилом, а вампира-крокодила я тебе сейчас покажу.
— Люк!
Он всучивает ей скомканные остатки своего гардероба и нагишом, с разбегу, не раздумывая, сигает в реку. Непрозрачная хмурая вода ударяет, как асфальт, вспенивается вокруг, будто от возмущения, обжигает то ли холодом, то ли кипятком, смыкается над головой с плотностью льда, но Люк пробивается наверх, высовывается и, перекрикивая захлестнувшую боль и панику, радостно вопит:
— Я — вампир-крокодил!
Рип стоит на берегу, прижав ладонь ко рту. Из-за головокружительной какофонии мерзких ощущений непонятно, она паникует или смеётся. Не искушая больше судьбу, но всё же прилагая все усилия, чтобы его возвращение на твёрдую землю не выглядело спешным бегством из враждебной стихии, Люк карабкается на берег, мокрая трава противно хлюпает под коленями, липнет к коже.
— Сумасшедший! Мальчишка!
Ухватив Рип за острые локти, Люк целует её в губы, захлёбывается стекающей с мокрых волос водой, тонет в запаздывающем, но жадном ответе. Вывалившийся из рук зонтик больно стукает его по обнажённой спине.
— Оденься.
— Не хочу на мокрое тело. Эй, ты уронила мой любимый пиджак.
— Я не могу возвратиться с тобой в таком виде!
«Можем не возвращаться», — стучит у Люка в ушах, но Рип этого наверняка не примет, Рип, чей взгляд всегда завороженно следит за строевыми упражнениями нечеловечески слаженной колонны фриков. В качестве компромисса Люк повязывает джемпер на манер набедренной повязки и быстро – не будь он самый быстрый вампир – проскакивает в казарму, где проживает Рип. Не принимая возражений, хозяйка кутает его в большое жёсткое полотенце и смешивает ему полстакана крови со спиртом.
— Конечно, я не боюсь, что ты простудишься. Но чувствовать себя не так противно в промозглую сырость это помогает.
Люк не возражает особо, внутри правда разливается приятный жар, а снаружи тянет теплом от ещё горячего тигля, в котором Рип обычно собственноручно отливает пули для старинного мушкета. Сама она вьётся вокруг, никак не давая повода возобновить начатые у реки поцелуи, возясь с его испачканным грязью пиджаком, и Люка уже гложут сомнения, сдался ли он ей вообще или ответный поцелуй был так, дружеским снисхождением. Докатился. Да раньше он бы мимо такой дурнушки прошёл бы и не заметил, а тут запала. Рип ван Винкль, давно хотел спросить...
— Как тебя зовут?
В уставленном на Люка взгляде Рип читается понятное недоумение и опаска, что купание в реке не обошлось без серьёзных последствий.
— По-настоящему, я имею в виду. Рип ван Винкль — это же мужское имя.
— А, стало быть, читал книжку.
— Читал когда-то...
Была в детстве книжка про мужика, который отправился на охоту, попал к каким-то эльфам и заснул на двадцать лет. Ничего общего с очкастой веснушчатой девчонкой — впрочем, нет, кое-что есть. Люк хмыкает, с неожиданной чёткостью вспомнив картинку с торчащим из-за спины горе-охотника мушкетом, точь в точь как любимая игрушка Рип.
— Моим прежним именем звали совсем другого человека. Человека, — подчёркивает Рип. — Я уже не имею с тем человеком ничего общего. А когда меняешь суть, нужно изменить и имя, иначе прежнюю сущность так и не сможешь отбросить. Твой брат уже сделал это. Ты однажды тоже почувствуешь такую необходимость. Я — Стрелок, я — Рип ван Винкль, меня Док двадцать лет держал в летаргии, пока не отработал на другом, расходном материале техники, с помощью которых хотел сделать из меня свой шедевр.
— У него получилось.
Безыскусный комплимент заставляет только что гордо вещавшего Стрелка, Рип ван Винкль, потупить взгляд.
— И всё-таки мне не хотелось бы называть свою девушку мужским именем.
— Так придумай новое.
— Вот так просто взять и придумать тебе новое имя?
— Конечно. Новая сущность — новое имя. А я ведь никогда прежде не была твоей девушкой.
Никак не получается уловить настроение последней мягкой реплики: удовлетворение или лёгкая женская насмешка. Женская, женщины, которой страшно подумать сколько лет, — и смущённой девчонки с почти карикатурно длинными чёрными косами, почти нездорово худыми бледными руками, в ожидании ответа бездумно возящимися с рукавом белого пиджака.
— Можно, я буду звать тебя Уэнзди? Как Уэнзди Аддамс?
— Можно. Отчего не Манди или Фрайди?
И вот снова юркой чёрной тенью шмыгает между ними недопонимание, разница в возрасте, в земле под ногами. Люк теряется с ответом, ещё тяжело свыкнуться с тем, что можно понятия не иметь о таких элементарных вещах, как старый добрый телесериал.
— Я почищу твой пиджак позже, — меняет тему Рип, чувствуя его неловкость, — когда просохнет. Вот только пуговицу давай перешью. Типично по-мужски — пришивать пуговицу на двойную нитку.
— Так надёжнее.
— Но некрасиво. Белый пиджак не для надёжности носят.
Крыть нечем. Люк наблюдает, как Рип достаёт швейные принадлежности (на вес золота в этой преимущественно мужской, изолированной от цивилизации среде), как тонкими ножничками отпарывает пуговицу, как, щурясь, вставляет нитку в иголку.
— Ты, смотрю, на все руки мастерица. И стрелок, и швея.
— Приходится уж. И швец, и жнец, и на дуде игрец.
— Хороша дуда, — хмыкает Люк, проводя пальцами по висящему рядом мушкету.
— Нет, с этим я жнец, пожинатель жизней.
— А что тогда «на дуде игрец»?
Возможный и очень пошлый вариант ответа Люку приходит в голову на середине вопроса, ему стоит усилия договорить ровно, не осекаясь. Далеко не мальчик — а развязные намёки кажутся вдруг до зуда неуместными под прямым взглядом Рип: неловко перед ней, и злит, что все вокруг, должно быть, не сомневаются, что они давно спят вместе, и слишком отчётливо бьётся мысль, что, то ли от манипуляций Дока, то ли из-за особенностей новой природы, новой сущности, будь она неладна, у Люка давно не вставало, и вдруг ничего не получится...
Отпоротая пуговица укатывается и находит себе в щели пола очень укромное место, которое потребует потом долгих поисков. Рип правда на дуде игрец, и всё-то у неё получается, у него получается, получается у них...

— Ты ж уродина, блять! Я тебя, сука, урою, ебало расквашу, блять, чтоб не зарывалась!
Люк успевает как нельзя более к месту и ко времени, чтобы схватить брыкающегося и отплёвывающегося кровью младшего брата в охапку.
— Что, чёрт возьми?..
Понять невозможно ничего, кроме основного: между ветеранами Последнего батальона и новобранцами вспыхнула очередная свара, и в центре её оказались Иэн с Зорин Блиц. Позже только Люку рассказывают, как Иэн размалевал косметическим карандашом обращённую в упырицу шлюшку и внушил ей станцевать стриптиз, вместо шеста используя воткнутую в землю косу, которую похитил заранее явно именно для этого перформанса. Зорин стоит, замерев, в нескольких шагах от Люка и беснующегося Иэна, её хватать за руки не решается никто, но, к счастью, у неё хватает выдержки не бросаться с кулаками на недобитого противника. Впрочем, тут Люк понимает, что немка просто-напросто разбирает хорошо, если каждое пятое слово из жаргона ливерпульских подворотен, но постепенно и этой малости хватает, чтобы уловить общий смысл.
— ...дурища косорылая, недоёб на харе написан, косой твоей сраной тебя заездить бы...
Зорин с угрожающим видом делает шаг вперёд, но тут на её мускулистое плечо ложится хрупкая на вид, но на деле сильная рука Уэнзди — нет, Рип, сейчас Рип глядит на него с противоположной стороны баррикады, и бешеный придурок Ян Валентайн рвётся у Люка из рук, но Зорин Блиц, покосившись на смельчака, который рискнул к ней прикоснуться, и признав за ним такое право, ограничивается всего лишь угрозой, отчеканенной медленно, с тяжёлым акцентом:
— Я сама тебя выебу. Твоим же оторванным хуем.
Когда Яна уводят на гаупвахту, Люк ловит себя на мысли, что пускай тот отсидится взаперти, целее будет — и вдруг это снова Иэн, снова Уэнзди украдкой сочувственно улыбается ему, и всё становится на свои места.

— Амигос! Камарадос! Сукины дети!
Собравшаяся под импровизированной трибуной — трапом самолёта — компания задорно освистывает Иэна.
— Пришёл и наш черёд: меня и моего крутого большого брата — показать зарвавшимся аристократишкам, где упыри зимуют. Наведём на них страху, чтобы все дерьмометры зашкалило! — залогом бодрого настроения Иэна послужила явно ударная доза дури, которая человека прикончила бы на месте. Впрочем, и Люк сегодня не без греха, очень уж сосало под ложечкой при мысли о предстоящем перелёте. — А главную стерву, леди Хеллсинг, я потискаю за сиськи от каждого из вас персонально!
Приятели Иэна снова свистят, улюлюкают и наперебой дают советы, что ещё за них сделать с Интегрой Хеллсинг. Люк чуть виновато улыбается своей недовольно морщащейся Уэнзди. Они держатся поодаль от толпы, по ту сторону самолёта. Как раз Рип без обиняков призналась Люку на днях: «Никто не надеется, что от Яна тебе будет особый толк. Просто-напросто твой брат здесь всем уже в печёнках сидит». Люк даже не обиделся. Да. Таков мой Иэн. Отсосите. Могила — не могила, а даже уход из жизни этого горбатого не исправил. Он из какой хочешь могилы притон устроит.
— А когда я вернусь, я всё-таки трахну Зорин Блиц!
Никогда Люк не подумал бы, что день, когда можно будет покинуть эту треклятую дыру, придёт слишком скоро. С какой завистью он не так давно провожал одного ирландского головореза, как мечтал об окончании этой душной рутины, возвращения в знакомые места, где с новоприобретёнными умениями можно будет развернуться по полной... А теперь гул разогревающегося мотора самолёта вворачивается под дых тревожной тоской.
О, что за жизнь!
Я родился в пять -
Не дождалась меня
Моя бедная мать.
Вскрыли спьяну её
Канцелярским ножом,
И папаша плясал
С повитухой потом...

Распрощавшийся с приятелями Иэн болтается вокруг и, безбожно фальшивя, вовсю горланит «Up jumped the devil».
— Ты бы предупредила старлея Блиц, чтобы она держала свою косу под рукой, когда мы вернёмся. А вернёмся мы непременно. Я вернусь. Не думаешь же ты, что я от тебя убегаю?
— Только попробуй. С того света достану.
— Что я там забыл? Тебя-то я на этом оставляю.
Уэнзди отчаянно пытается улыбнуться. Люк проводит по веснушчатой щеке, надо спросить, откуда веснушки у девушки, которая сто лет, ладно, пятьдесят на солнце не высовывалась...
— И не забудь про подарки. Ты никогда ничего не дарил своей девушке, оборванец.
— Я привезу тебе голову Алукарда.
Вот теперь Уэнзди улыбается по-настоящему, и Люка штырит похлеще, чем от принятой недавно дозы. Она не возражает. Его возвращение важнее поединка с Алукардом, о котором она столько грезила. И, чёрт возьми, если Рип готова уступить ему эту честь, Люк просто не может этот поединок просрать. Даром что ли он вкалывал, доводил до совершенства технику, скорость, меткость стрельбы, осваивал даже холодное оружие, устаревшее и неэффективное, но всё же способное пригодиться? И, в конце концов, чем удача хуже других талантов? Не может быть, чтобы она подвела его в самый ответственный момент, Люк всегда оставался на плаву, непотопляемый, выживающий, пускай этот величайший из бессмертных только попробует его сожрать – подавится...
— Раз уж берёшься привезти голову Алукарда, захвати для меня хотя бы его шляпу.
Альхамбра вышагивает по старому, местами растрескавшемуся асфальту с неторопливым достоинством, будто чинная прогулка по аэродрому — его обычное ежевечернее времяпровождение.
— Алая шляпа с белым костюмчиком — прямо верх элегантности.
Альхамбра ухмыляется, под ровно подстриженными усиками сверкают белые острые зубы.
— Если ты не добудешь эту шляпу, моему костюму грозит куда более серьёзное несоответствие стилю. Алукард, я слышал, не слишком заботится о сохранности гардероба противника.
Уэнзди резко поворачивается к Денди.
— Когда он вернётся, я не стану возражать, если ты придёшь встречать его и вовсе без костюма. Не считая шляпы.
Альхамбра с лёгким поклоном приподнимает упомянутую шляпу. Люк же глядит на него, на них обоих в полном недоумении. Мерное тарахтение мотора переходит в нарастающий рёв.
— Ты что, — пытается перекричать его Люк, — ты... тоже запасной вариант?
Альхамбра переспрашивает его, слов не слышно в гуле.
— Запасной вариант! По убийству Алукарда!
Тот неопределённо пожимает плечами. Кто-то тянет Люка сзади за одежду — Иэн отчаянно жестикулирует в сторону трапа, как невовремя, Люку нужна ещё минута, полминуты. Махнув рукой, Иэн вкладывает в руку Люка что-то холодное — ту самую дешёвую цепочку с безобразно-аляповатым сердечком. В растерянности самым уместным Люк считает кинуть её Альхамбре (Иэн, кажется, осклабившись, выразительно похлопывает себя по заднице). Спешно, коротко клюнув свою Уэнзди в губы, Люк машет рукой — ей, ему, им обоим, — что есть мочи выкрикивает, вкладывая в каждое слово весь объём лёгких: «See – you – Wednesday!» — и вслед за Иэном загружается в самолёт.. В последнюю минуту он замечает, как Альхамбра, подойдя вплотную к Уэнзди, застёгивает цепочку на её шее.
Проклятие, это надо же было прозябать здесь столько месяцев, лет, слоняясь без толку порой целыми днями, чтобы под конец всё оказалось так скомкано и спешно! Ох, говорила же ему Уэнзди: «Ты научишься хоть когда-нибудь слушать, что тебе говорят, Люк Валентайн, или так и сдохнешь кретином?» И не только слушать, но и смотреть в оба, и делать сраные выводы. Конечно же, с Денди что-то было нечисто, а всё в этой дыре вертится вокруг войны и Алукарда, Алукарда и смерти.
А с другой стороны, добрая примета. Значит, Люку волей-неволей придётся вернуться и разобраться в всём досконально. Вернуться победителем Алукарда, который завоюет право ставить собственные условия. Уничтожение Алукарда, главного оружия Совета Круглого стола и Интегры Хеллсинг — достаточная плата за право на новую жизнь для себя и для Рип. С успехом основного плана необходимость в запасном отпадёт, и он заберёт её отсюда, её и Иэна, утрёт напоследок нос Альхамбре, и они уедут, начнут жить по-настоящему, а то нафиг вечная жизнь, если так и прозябать в богом, дьяволом и людьми забытой дыре.
Слух постепенно привыкает к рёву мотора, и в сознание врывается развязное пение Иэна:
Кто там болтается в петле средь бела дня,
Безглазый, но во всем похожий на меня?
Кто там качается в петле средь бела дня?
Прыг-скок — и Дьявол душу у меня отнял.

На календаре правда среда, когда Тубалкаин Альгамбра на стук открывает дверь и обнаруживает на пороге Рип ван Винкль.
— Чем обязан, сеньорита?..
Стремительно догнавшее «Что случи...» выбивает из колеи вежливый вопрос и, в свою очередь, обрывается на полуслове так и не высказанным «Пришли сведения?..». В молчании, сжав побелевшие губы, Рип расстёгивает ворот рубашки. На бледной коже неуместно ярко сияет выпуклое золотистое сердечко.
Тубалкаин извлекает из воздуха карту, с одной стороны — туз, с другой — дама.
— И который запасной вариант будет следующим?
— Это одна карта, — отвечает Рип.
Он понимает. Нет никакого запасного плана. План один, он же генеральный, и они оба как никогда ясно видят, куда он ведёт.
Нет никакого запасного плана.
Уже нет, уже не стало.
Не было никогда.
Тубалкаин делает шаг вперёд и почти без усилия стягивает одежду с поникших узких плечей, с худых бёдер. Закрывает глаза, когда Рип тянется к узлу его галстука, но золотое сияние будто попало под веки. Почему, почему ты не удержала этого самонадеянного мальчишку? Знаю, я подставил его, я способствовал тому, что на него, одного из многих, обратили внимание, решил найти замену, которую отправили бы на опасное задание вместо меня. Только кто мог подумать, что и сам заражусь убеждённостью, что этот юнец — особенный... Но ты, неужто ты не могла прикрыть его перед высшим командованием, сказать: «Он не подходит, найдите другого»?
Фальшивое золото, всё золото Тубалкаина Альгамбры насквозь фальшиво, неспособно выкупить то настоящее, что ему оказалось вдруг нужно. Фальшивая власть — просто поводок длиннее, чем у прочих. Фальшивое бессмертие, предназначение которого — убить того, кого убить невозможно.
Его руки с недоумением замирают на небольших, но ощутимых, упругих и несомненно женских грудях.
Её руки соскальзывают, срываются с его затылка, хватаясь за воздух вместо привычных длинных волос.
Его руки запутываются в её распущенной, никаких больше кос, шевелюре.
Её руки цепляются, до боли впиваются в его плечи.
Бессмертные смертники, они занимаются любовью, хотя любви между ними никогда не было.
Между ними стоит смерть, но ей они займутся потом.

finis

@темы: Альхамбра, Ян, Рип, Люк, Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)

Художник:  wolverrain
Автор: Dita von Teese ( another_voice )
Название: «Сила убеждения»
Персонажи: Алукард/Интегра
Жанр: трагикомедия с элементами порнографии, романс, драма, АУ
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Отказ: Все права принадлежат К. Хирано, а я не претендую и отказываюсь
Предупреждение: попытка рассказать расхожий фикрайтерский сюжет по-своему, ООС

арт во всей красе

Спустя полгода после окончания опустошившей Лондон войны, которая, однако, получила лишь скромное звание «Инцидента», леди Хеллсинг возненавидела свою победу.

Нет, у нее и в мыслях не было, что ее страна могла пасть, уступить врагу, но собственный триумф и титул «спасительницы Британии» вызывали у нее лишь растущее отвращение. Всякий раз проезжая по разрушенным улицам, глядя в пустые глазницы окон мертвых домов, встречая спасателей и военных с серыми от ужаса лицами, Интегра размышляла о справедливости, которой почему-то избежала. Ее путь должен был оборваться вместе со взрывом фашистского дирижабля: превосходный момент, ведь все враги уже мертвы, но можно было и раньше: безумному майору с начинкой из винтиков могла улыбнуться удача – хоть раз в жизни попасть как следует, убить врага своими руками! Она могла умереть сотню раз в ту ночь, но ей, как говорили все, повезло – всего-то лишиться глаза. Посчастливилось выжить, выплыть из смерти, и нахлебаться до тошноты мутной вонючей жижи вины.

Она должна была быть осторожнее. Она должна была быть предусмотрительнее. Она должна была быть хитрее. Сильнее. Сдержаннее. Внимательнее. Сотни и сотни «должна», которые Интегра перебирала, как четки, бессонными ночами. И уж если ей не удалось всего этого, то, хотя бы в качестве извинения перед всеми, кто погиб из-за нее, она сама должна была быть мертва.

Впрочем, пока Интегре еще хватало гордости, чтобы «держать лицо» – о том, что пожирает ее живьем и заполняет все ее сны, догадывались только те, кто видел ее каждый день и мог заметить перемены, пока не столь значительные, но уже пугающие. Апатию, которую люди, мало знавшие леди Хеллсинг, путали с хладнокровием. Угрюмость, которую принимали за надменность. Отвращение к жизни, которое казалось ненавистью к врагу.

Обмануть людей, благоговевших перед «спасительницей Британии» (тут леди Хеллсинг кривилась словно от боли) было легко. Куда труднее было обмануть своих вампиров.

Хотя нет, Серас не доставляла Интегре неприятностей: она оказалась достаточно тактична, чтобы не задавать вопросов и не бередить раны, и достаточно сострадательна, чтобы аккуратно подбадривать свою госпожу, не давая ей окончательно потеряться в лабиринте бесконечных несбывшихся «должна».

Алукард… С Алукардом, как обычно, было куда сложнее.

Он видел ее насквозь – Интегра читала это в новых оттенках его улыбок, в долгих изучающих взглядах, в многозначительном молчании. Ни слова упрека, ни слова ободрения. «Он презирает меня. Не может не презирать», – думала с горечью и растущей тревогой леди Хеллсинг. Где ее воля к жизни? Где воля к победе? То, что вампир в своей не-смерти ценил больше всего, то, что ярче всего горело в Хеллсингах. И сколько времени у нее осталось до дня, когда Алукард решит в очередной раз проверить ее твердость, а у нее не хватит силы сдержать его тьму?

Это Интегра твердила день за днем, выныривая из омута одной вины и тут же проваливаясь в новый. Он был верен, верен всегда, она еще была способна помнить об этом, но уже не верила, что сумеет сохранить эту верность и быть ее достойной.

Было и кое-что еще, в чем она боялась признаться даже самой себе: ей, хозяйке, важно, что он, слуга, думает о ней, важно уже много лет, и, быть может, с самого начала, но судьба мира, беззащитного перед самым кровавым чудовищем, оказалась тут совершенно ни при чем.

* * *
Ни миновать Алукарда, ни обмануть его было невозможно; Интегра боялась: он ткнет ее носом в ее промахи и слабость рано или поздно, а ее время, как и удача, утекают сквозь пальцы. И вот наступил день, когда она, совершенно измученная бессонницей и неостановимой каруселью тяжелых мыслей, едва не отправила своего вампира на уже выполненное пару дней назад задание; тогда и время, и удача иссякли для нее окончательно.

Алукард окинул насмешливым взглядом ссутулившиеся плечи своей хозяйки и осунувшееся худое лицо, перечеркнутое черной повязкой, и припечатал с отвратительной проницательностью:
– Вот уж не думал, что мне придется напоминать кому-то из Хеллсингов, что уныние – великий грех.

Интегре казалось, что она и не ждала сочувствия, но снисходительное морализаторство немертвого чудовища обожгло ее, как оплеуха, и она едва не захлебнулась криком:
– Уныние?! Миллионы ни в чем не повинных людей погибли в одну ночь! От огня, пуль и вампирских клыков!!.. – «из-за меня» почти сорвалось с губ, но она проглотила слова и выплюнула другие, не менее горькие: – Но это не твой город, не твоя страна и у тебя нет никаких причин унывать!..

– Не совсем так, – спокойно возразил Алукард. – Это по-прежнему мой мир, каким бы я в нем ни оставался – живым, мертвым или немертвым. И мне бы не понравилось, если бы его уничтожила горстка недоделок.

Неожиданная сентиментальность истинного вампира изумила Интегру и даже немного позабавила.

– Ты предпочел бы другой финал? И какой же? – осведомилась она.

– Я старомоден, хозяйка. Иоаннов Апокалипсис мне больше по вкусу.

– Хочешь прокатиться на бледном коне? В этот раз не удалось?

Алукард что-то ответил и на это, но Интегра уже не слушала, не слышала, а думала о том, что разговор похож на их обычные довоенные споры, но теперь ей не хватало ни задора, ни уверенности в себе; еще одна привычка, которой она следовала, чтобы легче было делать вид, что…

– …Нравится тебе это или нет, – взрезал кокон ее мыслей голос Алукарда, – это не первая война и не последняя. Это безумие вечно. А раз так, есть проверенный способ, которым люди избавлялись от страха смерти и ужасов войны во все времена.

– Как? – сейчас ей было действительно интересно. Он ведь и правда жил очень долго и, возможно, знает.

– Любили друг друга.

– Что?..

–Делили ложе, – поправился Алукард, и Интегра, не успев толком удивиться странной для него сдержанности выбранного выражения, выпалила возмущенно и беспомощно:
– Чудесный способ! Ты прекрасно знаешь, у меня нет никого, кто бы…

Кого, даже если бы леди Хеллсинг и захотела, она смогла бы затащить в свою ледяную постель, где каждую ночь смотрела кошмары о горящем городе.

– Или ты надеешься сам оказаться на моем «ложе»? – бросила Интегра в лицо слуге и тут же пожалела о своих словах, слишком уж напоминавших предложение, когда хищная радость заплясала на его лице.

– Я готов послужить хозяйке и таким образом, если ей будет угодно.

Нестерпимый жар залил ей щеки, но на привычный гордый гнев огня не хватило, и Интегра спросила зачем-то:
– А ты сам пробовал, когда был человеком?

– Нет, – Алукард покачал головой, и радость на его лице потухла. – Меня никогда не пугала война.

* * *
Предложение, конечно же, с гневом отвергнутое, не давало леди Хеллсинг покоя. Не потому, что она верила, будто искусство любви способно согреть ее стылое сердце, а потому что решила, что горшего наказания вряд ли сможет себе найти. Что может быть противоестественнее соития с немертвым? Что может быть позорнее для наследницы Хеллсингов?

Но это же Алукард, шептал ей здравый смысл. Его присутствие пропитало дом, ее саму – ум и сердце – и ничто в ней не желало бояться и стыдиться.

Он превращается в летучих мышей, уговаривала себя Интегра. Мерзкие создания! Распадается на клубки многоногих червей, вспоминала она, содрогаясь от странно завораживающего отвращения. Растекается мраком, ощетинивавшимся зубастыми собачьими пастями. Уж он способен превратить в кошмар что угодно, с его-то извращенным умом!

В более удачное время такая логика показалась бы леди Хеллсинг в лучшем случае сомнительной: слава Алукарда была жуткой, но в двери комнат Интегры никогда не вползали ни черви, ни многоглазая тьма, а входил черноволосый красавец с бледным вечно молодым лицом – и улыбался широкой приглашающей улыбкой, бог знает что – ад или рай – прячущей.

– Я согласна. На то, о чем ты мне говорил. И ты мне поможешь, раз уж вызвался, – буркнула через неделю Интегра, едва оторвав взгляд от бумаг, и снова погрузилась в чтение, чтобы задавить паническое искушение передумать.

* * *
Воспаленное воображение Интегры рисовало ей холод подвала и единственное ложе – огромный черный гроб, но Алукард ждал в ее жаркой от каминного огня гостиной, уже успевшей вернуть себе подобие довоенного уюта. Спокойная вальяжность вампира мгновенно вывела леди Хеллсинг из себя: прямая, напряженная, как натянутая струна, она согласна была быть оскверненной, но об удовольствии не могло и речи идти. Мысль, что он может дать ей совсем не то, чего она молча ждет, а и вправду попытается развеять ее тоску, пугала ее куда больше, чем любая многоногая извивающаяся тварь, заползающая за ворот.

– Что мне делать? – спросила Интегра и сжала губы в тонкую злую нить.

– Для начала сними вот это, – Алукард указал на серебряный крестик, скрепляющий галстук. – Я не хотел бы обжечь руки.

Интегра дернула брошь еще до того, как успела сообразить, что ее вампир, после всего прошедшего уж точно не может бояться пустячного ожога; непослушная иголка ужалила палец, и леди Хеллсинг сорвала ленту трясущимися руками, открывая тонкое горло.

– Ну?!

– Дай мне руку.

Кровь, ну конечно же! Леди Хеллсинг поколебалась мгновение: не прекратить ли этот багалан, не вернуть ли себе власть говорить «нет» сию же секунду, но потом все же протянула ладонь.

Алукард медленно провел прохладным языком по ранке, и в животе у Интегры сжался тугой влажный комок сладковатого ужаса.

– Ну и отвратительные же у тебя фантазии, хозяйка! – демонстративно поморщился Алукард. – Никогда бы не подумал.

* * *
Утро нового дня (при ближайшем рассмотрении оказавшееся полднем) обнаружило Интегру в ее собственной постели, абсолютно голую и с совершенно омерзительным похмельем, какое случается лишь у никогда прежде не напивавшегося человека.

Первый час после пробуждения был потрачен на борьбу с расстроенным организмом, настойчиво упрекавшим хозяйку за неподобающее поведение. Потом нахлынуло беспокойство за простаивающие полдня дела и раздражение на подчиненных, которые – никто, никто, черт возьми, даже Серас! – не попытались разбудить ее, не заставили привести себя в порядок и заняться своими прямыми обязанностями.

И только к самому вечеру Интегра наконец решилась обдумать, что же произошло с ней самой накануне.

Информация к размышлению, ко все растущей досаде леди Хеллсинг, была слишком уж отрывочной. С самого начала все пошло не так, как она себе представляла.

– Пей! – приказал Алукард, протягивая ей широкий бокал с золотисто-янтарной жидкостью. Интегра неуверенно повертела его, понюхала – все-таки решилась: опрокинула содержимое в рот и тут же закашлялась до слез.

– Виски, – он наполнил бокал снова. – Твой отец был очень предусмотрителен: хватит даже твоим внукам.

– Я не собираюсь… – запротестовала леди Хеллсинг, но вампир прервал ее:
– Никогда не рядись в мертвеца, хозяйка. Это худшая игра, в которую ты можешь сыграть.
Ты собиралась наказать себя мной, – белоснежные зубы ощерились в жуткой улыбке, и Интегра поняла, что он без труда отыщет границы ее мужества, если вдруг пожелает, – а значит, сделаешь, что я скажу. Пей.

Кажется, потом был еще бокал, и еще один, и чувство, что огонь тек по венам и растворял ее мрачную решимость отдать все долги бесчисленным мертвецам, рушил стены лабиринта, в котором она бродила все эти полгода. Она помнила, как рухнуло в пропасть ее сердце, когда Алукард притянул ее в свое стальное объятье, но ни от него, ни от его рук для нее уже не веяло ни холодом, ни опасностью.

Последним воспоминанием, а может, уже и не воспоминанием, а просто фантазией, подернутой дымкой хмеля, были поцелуи, которыми они обменивались в полумраке, вжавшись в угол дивана, сладкие и осторожные как у школьников.

«Что за ерунда!» – нахмурилась леди Хеллсинг и отправилась изучать прошедшую ночь к зеркалу.

Поцелуи были, причем, несомненно, куда более смелые: об этом говорили не только припухшие губы, но и несколько аккуратных синяков на шее и груди. В остальном же… Интегра прислушалась к себе и с испугом обнаружила надежно замаскированную похмельем звенящую легкость в теле, которая посещала ее после редких разрядок, вымученных за плотно запертой дверью ванной, только много, много лучше.

Спешно перетряхнув постель, вконец смущенная леди Хеллсинг извлекла из-под подушки алую ленту, служившую ей галстуком, и удивилась было, как брошенная в гостиной вещь оказалась вдруг в спальне, но тут выяснилось, что галстук вовсе не ее, а длиннее и шире. В остальном как будто ничего не изменилось, но, хотя никаких других компрометирующих ее улик Интегра нигде больше не обнаружила, теперь, призналась она собственному сгоравшему от приятного стыда отражению, ни в чем не нельзя было быть уверенной.

* * *
– Что произошло прошлой ночью?

Судя довольной улыбке, этого беспомощного вопроса Алукард ждал.

– О, так ты не помнишь?

– Ты напоил меня! – нашла самый подходящий повод возмутиться Интегра.

– Я представить не мог, что ты не умеешь пить до такой степени, – развел руками вампир.

– Судя по тому, сколько было виски, ты воображал, что я надираюсь, как сапожник? – фыркнула она. – Что произошло? Я хочу знать!

Алукард сел напротив, устроил подбородок поверх сцепленных в замок ладоней и ответил:
– Нет.

– Нет?

«Это приказ!» – едва не выпалила леди Хеллсинг, но в последнее мгновение решила, что такой приказ прозвучит еще более жалко, чем обычное требование.

– Хорошо, – кивнула она, едва сдерживая поднявшуюся ярость. – Есть другие способы выяснить.

– Леди Хеллсинг собирается искать женского врача в разрушенном городе, чтобы узнать, девственна ли она все еще, потому что собственная память ее подвела?

Если это будет выглядеть так же смешно и нелепо, как звучит… Интегра спрятала пылающее лицо в ладонях.

– Не расстраивайся так, хозяйка, – изобразил утешение Алукард. – Что бы ни произошло, цель достигнута. Теперь ты явно думаешь о другом.

– Убирайся, – всхлипнула Интегра, с ужасом понимая, что он тысячу раз прав. – Немедленно.

* * *
Угольно-черная тень сгустилась у стены и неспешно потекла к кровати.

– Я тебя не звала, – предупредила темноту леди Хеллсинг.

– Уж ты-то должна помнить: стоит хоть раз открыть вампиру двери – и путь будет открыт, – Алукард уселся на постель у нее в ногах.

«Сменю спальню», – пообещала себе Интегра, а вслух спросила:
– Что тебе нужно?

– У тебя осталось кое-что мое.

Интегра мрачно порадовалась, что это всего лишь галстук, а не что-нибудь более… пикантное. Хотя ей и так вовек не расхлебать вчерашних приключений.

– Сделай себе новый. Ты это можешь, я знаю. И проваливай.

– У старого теперь слишком богатая история. Он мне дорог как память, – ухмыльнулся Алукард. – Все еще злишься, хозяйка?

– На тебя невозможно злиться, слуга. Ты всегда оправдываешь самые худшие ожидания.

– На сей раз, боюсь, ты заблуждаешься. Твоих ожиданий – тем более самых худших, – белозубо оскалился вампир, – я не оправдывал.

Интегра застыла, лихорадочно обдумывая услышанное. Значит…

– Если уж это так тебя беспокоит, – словно услышав ее мысли, пояснил Алукард, – то твоя невинность осталась при тебе.

– К черту уже эту невинность!

– Хотя я, признаюсь, кое-что позволил себе…

– Замолчи! – Интегра зашарила под подушкой в поисках сигарет.

– И ты тоже позволила себе достаточно, хозяйка!

– О, нет! – она несколько раз бесполезно щелкнула зажигалкой, не в силах сосредоточиться на простом действии. – Молчи тем более. Я не желаю этого слышать!

– Почему же? – продолжил дразнить ее вампир. – Мне было очень приятно, когда ты…

– Заткнись, сколько можно повторять! – рявкнула Интегра и в наступившей тишине наконец смогла закурить.

– Неужели тебе не понравилось? – с деланным удивлением вопросил Алукард.

– Мне… – даже если судить лишь по тому, что она помнила, ей невероятно понравилось, сумела признаться себе Интегра. – Похмелье точно не понравилось!

– Это я учту. На будущее. Но гипноза ты бы мне не простила.

– Не будет никакого будущего!

Алукард приподнял брови, демонстрируя вежливое недоумение от столь категоричного заявления.

– Ты думаешь, я собираюсь повторить?! Я была не в себе, – продолжила она уже спокойнее. – Я думала… – она поморщилась. – Ты знаешь, что я думала. Ты мог просто сказать мне!

– Александр Андерсон подорвал мою веру в силу слова хозяйка, хозяйка. Я, если помнишь, не смог уговорить его остановиться.

Он был прав, прав тысячу раз, стоило это признать. Сейчас Интегра даже знала, что бы ответила: не ему, чудовищу, учить человека человечности.

– Поэтому ты предпочел устроить себе развлечение!

– Так тебя оскорбляет недостаток почтительности? Вероятно, мне стоило бы сказать, – Алукард снова оскалился в глумливой улыбке, – что я уже десять лет только и мечтал заполучить твое невинное тело в свою власть. И что избыток благоговения помешал мне завершить начатое.

Интегра фыркнула смешком и тут же закашлялась от дыма.

– Но возможно, тебе будет легче, если я скажу, что у меня были свои причины. Ты спрашивала, случалось ли мне прогонять тень смерти в постели с женщиной, пока я был человеком. Но ты не спросила, пробовал ли я потом.

От этих слов, непривычной и редкой серьезности вампира Интегре показалось, что внутри нее что-то обрывается, как будто она летит на огромных стремительных качелях.

– И? – одними губами, почти неслышно, спросила она, вглядываясь в белеющее во мраке лицо.

– Пробовал – бесчисленное множество раз. И теперь попытался опять.

Новый вопрос застрял у Интегры в горле. Тяжелая ладонь в перчатке накрыла ее руку.

– Лучше, чем когда-либо.

@темы: Интегра, Фест «Летние каникулы», Алукард

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Второй этап (фанфик и иллюстрация)

Автор: Dita von Teese( another_voice)
Художник:  wolverrain
Название: «Dead girls are not so easy»
Бета: Alasar
Персонажи: Пип/Серас
Жанр: Романс, флафф, немного АУ
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Отказ: Все права принадлежат К. Хирано, а я не претендую и отказываюсь.
Аннотация: «69 eyes» поют, что «мертвые девушки сговорчивее». Да что они понимают в мертвых девушках!

Песенка:

Listen or download 69Eyes Dead girls are easy for free on Prostopleer

арт во всей красе

Виктория Серас знала, что большинство мужчин, встречавшихся у нее на пути, интересовала ее, без преувеличения, замечательная грудь. Некоторые, впрочем, врали, что им нравятся ее глаза. Исключений за свою недолгую жизнь она не встречала, а вот за не-жизнь – целых два. Очевидно, что хозяина Алукарда не интересовали ни ее глаза, ни грудь, он и имя-то ее вспоминал только по особым случаям. Вторым отклонением можно было считать дворецкого Уолтера, но тут юная вампирша уже не была так уверена.

По правде сказать, прежде Серас надеялась встретить кого-нибудь, кому действительно бы нравились ее глаза. Ну, или, хотя бы ради разнообразия, улыбка. Однако мечтам не суждено было сбыться, потому что Виктория довольно внезапно умерла. Но спустя какое-то время решила, что смерть – это еще не конец. То есть, конечно, конец… И все-таки отчаиваться было рано.

Капитан Бернадотте был совершенно точно не тем мужчиной, которого могли бы увлечь глаза Виктории (стоило признать, весьма недурные) или какая-нибудь еще романтическая чушь в том же роде. Он смотрел на нее так же нахально, как бездомный рыжий кот – на чистюлю хозяйку, заставшую его за вылизыванием яиц прямо на обеденном столе, отпускал шутки, от которых она краснела как рак, несмотря на то, что была мертва уже полгода, и постоянно норовил ущипнуть за какую-нибудь из выдающихся выпуклостей, хотя она могла вышибить ему мозги щелчком пальцев.

Впрочем, вопреки всему здравому смыслу (которого, что бы кто ни думал, у юной вампирши имелось в избытке) Пип Бернадотте ей очень нравился. Он был так хорош собой, что его не уродовал даже выбитый глаз (вот уж не думала Виктория, что простит кому-нибудь подобную отметину, являвшуюся к ней в самых глубоких ночных кошмарах), неизменно весел и говорил с акцентом, от которого у скромницы Серас между ног влажнело. Но самое главное, кровь его горела, как огонь, и жизни в нем было столько, что хватило бы согреть ее холодное сердце, да еще бы и ему осталось.

Противоречие было очевидным, но отнюдь не фатальным в глазах вампирши, если б только сомнительный, но желанный кавалер дал себе труд преодолеть его и успокоить сомнения Виктории. Но проблема была в том, что капитан Пип Бернадотте не видел никакого противоречия вовсе.


1.
Сначала Серас разматывает шарф – длинную клетчатую змею, потом – тяжелую бронзовую косу, охраняющую беззащитное, как у всех смертных, горло. Кровь, жаркая и сладкая, шепчет и зовет ее, но она душит жадный голод, который, только дай волю, весь мир заставит сожрать, и бережно пробует кожу на вкус поцелуем.


– Куколка, что ты делаешь в субботу вечером? Мы могли бы…

Вопрос так небрежен, а улыбка капитана настолько беспечна, что Серас тут же решает: это какой-то розыгрыш, а может, спор. Тем более что за ними наблюдают – человек пять. Это еще одна проблема – возле Бернадотте постоянно его «гуси». Она привыкла к ним и даже кое с кем подружилась, но все равно – чувствует себя как на сцене перед полным залом в самой дурацкой роли.

Ну и ладно. Если на кону свидание, о котором она мечтает, пусть выигрывает на здоровье, почему бы и нет, если же они сговорились о чем-то… непорядочном – Виктория краснеет как живая и тут же гасит веками полыхнувшее пламя – они очень пожалеют!

– Я…

Серас задумывается. Вообще-то, она пошла бы в кино на какой-нибудь хороший или просто веселый фильм (только не про вампиров!). Раньше она, наверное, предпочла бы кафе, но теперь от еды – никакой радости, даже от Bloody Mary удовольствия не будет.

– А как же Мэгги, кэп? – роняет как будто случайно проходящий мимо сержант Джейк.

Такое лицо у капитана Бернадотте Серас видела всего один раз: когда хозяин Алукард вышел прямо из стены, чтобы познакомиться с новой армией «Хеллсинга».

– Что еще за Мэгги? – хмурится он и яростно сверлит подчиненного единственным глазом.

– Уже не помнишь?

– Кто это, черт подери?! – рявкает Бернадотте, уже понимая, что переговоры снова провалены, и загоняет себя своим же вопросом в окончательный тупик.

– Мэгги, черненькая цыпочка из «Барракуды» в Сохо. Ты сам клялся, что вернешься в ближайший выходной, ребята слышали!

«Гуси» дружно смеются, а Виктории, которая понятия не имеет ни о Мэгги, ни о заведении с подобным названием, и слыхала только о сомнительной славе Сохо, кажется, что сейчас она задушит капитана его же толстой рыжей косой, которую расплетает и заплетает каждый день в своих снах. Но и о такой расправе можно лишь мечтать (и с этого дня она, конечно, будет мечтать!), а пока Виктория просто начинает дышать: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох…

– В субботу я занята с хозяином Алукардом.


2.
У Серас не такой уж большой опыт в том, что касается поцелуев, но все же достаточный, чтобы сказать: эти – лучшие. Пусть и слишком осторожные, одними лишь сухими губами, как бы ни хотелось большего. Прогулка по лезвию вампирских клыков. Это раздражает и возбуждает одновременно, но еще больше возбуждает безрассудная смелость ее мужчины, готового трахнуть саму смерть.

Сначала Серас зажимает раненое плечо рукой, словно надеясь остановить так кровь. Жест инстинктивный и совершенно бесполезный, доходит до нее постепенно: скоро кровь свернется сама и рана заживет. Обычная пуля, не серебро.

– Больно? – участливо спрашивает Бернадотте, присаживаясь рядом.

Виктория морщится, отнимает руку, несколько секунд разглядывает задумчиво, а потом проводит языком по перепачканной ладони. Крови, даже донорской, она все так же не пьет, поэтому потерянной своей ей особенно жаль. К тому же, не без гордости отмечает вампирша, у нее очень вкусная кровь.

– Да.

Вообще-то это не совсем правда. По-настоящему больно – это когда все тело истыкано освященным серебром. Больно, когда надо вытаскивать обжигающую сталь из себя голыми руками. Больно, когда нужно бежать с десятком еще не заросших ран. А царапина на плече нестерпимо зудит, так, что хочется расчесывать, расчесывать, расчесывать, пока кровь не хлынет снова, и снова не вернется подобие той, настоящей боли.

Но Виктории нравится то, что Пип спрашивает. Нравится, как он приобнимает ее за плечи, успокаивающе гладит по спине рукой и наблюдает за тем, как прямо на его глазах безобразный красный шрам в разодранном рукаве постепенно бледнеет и истончается. Зато вот куртка безнадежно испорчена, вздыхает Серас. Тело регенерирует само собой, но восстанавливать одежду, как Алукард, она еще не умеет.

Капитан продолжает гладить ее по спине, просто по-товарищески, пока обжигающе-горячие пальцы не спотыкаются о застежку лифчика. Смущенная Виктория пялится на свои коленки, туго обтянутые чулками, словно видит впервые, и не знает, на что ей надеяться: на случайность или неслучайность этой запинки.

– Скажи, куколка, вампиром же может стать только девственница?

Ну вот.

– Да, – безнадежно кивает она, уже понимая, что избежать очередной пошлости ей не удастся.

Капитан Бернадотте выбивает щелчком сигарету из пачки, закуривает, и в единственном его глазе пляшет непристойное веселье.

– Ну а если вампирша невинность потеряет, у нее ведь потом все восстановится?

– Не знаю, не пробовала! – буркает Серас и дергает здоровым плечом, сбрасывая приятную тяжесть чужой руки.

Бернадотте широко улыбается, наклоняется к ней и, обдавая теплом и запахом своих сигарет, шепчет на ухо:
– Надумаешь проверить – обращайся!

3.
Его кожа, когда Виктория наконец решается проникнуть рукой под футболку, обжигает, как солнце. Тело под рукой восхитительно твердое, словно высеченное из теплого камня или дерева, с частыми бороздками старых, пока невидимых шрамов – ничего общего с тонкостью ее костей, округлостью плеч и мягким колыханием грудей. Она бродит по этим неизведанным землям еще бесконечно долго и так неторопливо, но когда он глухо стонет от нетерпения, она наконец тянет край футболки вверх.

– Вы что, пили?! – по-хорошему, стоило бы извиниться сначала: в конце концов, это она бежала по коридору, не додумалась затормозить на повороте и едва не сшибла капитана с ног, но запах, смешавшийся с обычным дымным шлейфом от дешевых сигарет, вырвал у Серас возмущенный вопль еще до того, как она успела решить, что это ее попросту не касается.

– Во-первых, – ласково отвечает Бернадотте, – завтра у меня выходной. Во-вторых, – он со значением оглядывает пустой коридор, – сегодня уже завтра.

– Между прочим, там леди Хеллсинг с Уолтером. И они идут сюда, – предупреждает Серас не без злорадства, но все-таки с некоторым беспокойством.

Намек капитан Бернадотте понимает: Интегре про выходной рассказывать бесполезно. Только вот избежать ее (и неминуемую выволочку) все равно не получится: выхода нет, в длинном коридоре лишь ряд запертых дверей и в самом конце – кабинет леди Хеллсинг.

– Так это ты от них спасалась, куколка?

Серас поджимает губы и признается:
– Вообще-то, я думала, здесь никого нет, и хотела спокойно пройти сквозь стену. Когда я волнуюсь, у меня не очень-то получается!

Несколько секунд они просто молча смотрят друг на друга, словно так можно найти несуществующий выход, и вслушиваются в уже приближающиеся голоса начальства.

Виктория выходит из оцепенения первой и с силой дергает ручку ближайшей двери с табличкой «Статистика». Замок в ответ жалобно хрумкает, и Серас почти падает внутрь темного кабинета. Капитан заскакивает следом, с облегчением приваливается спиной к двери и тут же начинает шарить по карманам. Наконец зажигалка находится.

– Не вздумайте здесь курить! – делая страшные глаза, шепотом кричит Виктория.

Капитан покорно возвращает зажигалку в карман.

– Надеюсь, им не нужна статистика, – усмехается он. Серас даже думать боится, что будет, если окажется, что все-таки нужна.

Но шаги и голоса минуют их и затихают в конце коридора.

– И часто вы пьете на работе? – самым уничижительным тоном осведомляется Виктория.

– Нет. Только тогда, когда упырь практически откусывает мне голову.

Серас только вздыхает. Да уж, сегодняшним выездом ей гордиться не приходится: хозяина послали в Уэльс, а пока она гонялась за вампиром, упыри прорвали оцепление. Просто чудо, что никто не погиб.

– …И когда девушка не хочет идти со мной на свидание, – капитан бросает на нее быстрый взгляд в темноте.

– А не думаете, что тогда пить придется куда больше? И за голову бояться? – хихикает Виктория.

– Нет, не думаю. И не боюсь, – язычок огня освещает довольное лицо – все-таки он закурил! – Значит, это можно считать согласием, а, куколка?

* * *
Тяжесть сильного, золотистого от загара тела приятна, хотя Серас и не дано ощутить девичью хрупкую беззащитность в полной мере. Надо очень стараться – и она старается – выгибается, подается навстречу, позволяя стискивать себя в объятьях что есть силы, до синяков, которые сходят мгновенно, и до хруста в тонких костях. У нее получается – впервые за долгие месяцы не ноют клыки, ноздри щекочет резкий и пряный запах пота, а не душный аромат крови, и дышит она, жадно и хрипло, не для того, чтобы успокоиться, а потому что не может сейчас не дышать. И когда он вламывается в нее, совершенно обезумевший от быстрых невесомых поцелуев и несмелых прикосновений маленьких прохладных смертельных ладоней, ей все-таки больно, как будто самой обычной девушке, а может быть, еще и немного больше.

Но даже если ее новая сущность так коварна, что станет бесконечно возвращать потерянное, Серас знает: она будет рада терпеть снова и снова.

@темы: Серас, Пип, Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)

Художник:  Морана С.
Автор:  Seras-chan
Название: «Отражение»
Персонажи: Алукард/Герликард
Категория: гет
Жанр: Angst, Drama
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: жестокость
Размер: Драббл

арт во всей красе

Ближе, обвей мои плечи рукой
И держи меня крепче, так надо — не дай мне уйти.
Ночь все тише, я прошу, подари мне покой,
Помоги мне закрыть эту страшную пропасть в груди!
С. Калугин

Была темнота. Был женский голос на границе между сном и явью, голос, звучавший то насмешливо и требовательно, то с печалью и затаенной нежностью, то с отчаянной и несгибаемой властностью, которой почти невозможно было противиться. У голоса не было имени и лица.

Проснувшись в темноте подвала бывшего особняка Хеллсингов, Алукард точно знал, как выглядит та, кто прорывалась в его воспоминания и сны. Впрочем, имени у нее действительно не было. Он стер ее, уничтожил так же, как и остальные миллионы душ, образов, масок и воспоминаний, за тридцать лет хватило времени на все, и теперь, как будто содрал со стен без жалости и выцветшие фотографии, и полотна в тяжелых рамах, и неумелые детские рисунки, он остался один в пустоте.

***

Он не знал, зачем и когда решил вспомнить… Нет, он помнил, но воспоминания подернулись патиной, и теперь он безуспешно пытался разглядеть в их зеркале собственное отражение — искривленное и искаженное, разбитое сетью трещин на фрагменты причудливой мозаики, но хоть сколько-нибудь отчетливое. Под сомкнутыми веками мелькали женские лица, перетекали одно в другое, как будто сделанные из воска и оставленные на жарком июльском солнце, ненавистном, прекрасном и несущем смерть.

Смерть уравняла их всех — девочек и старух, королев и нищенок, рабынь и…

— Эй, ты долго собираешься так валяться? — прозвучал резковатый девичий голос.

Алукард от неожиданности открыл глаза. На него, не мигая, уставилась девушка с волосами цвета запекшейся крови и неестественно-бледной кожей, такой, какая бывает у узников подземелий, годами не видевших солнечного света. Она была много старше, чем он представлял, да и в остальном точного сходства добиться не удалось, и несовершенство несколько раздражало. Равно как и отсутствие одежды: девица была в одном белье, но, по-видимому, нимало этого не смущалась.

— Помнится мне, результат должен был выглядеть лет на пять младше.

— Не все же мальчишку-дворецкого охмурять, — откликнулось то, что временно (временно ли?) перестало быть его частью.

— Я создавал тебя не для того, чтобы охмурять кого-либо, — Алукард поморщился при упоминании Уолтера. Разочарование, которым обернулось былое восхищение дворецким, грызло его до сих пор.

— Да ну?

Он промолчал. Девушка щелкнула пальцами, и темнота свилась во что-то продолговатое, а через мгновение обрела форму сигареты в длинном мундштуке. Под пристальным взглядом чуть раскосых глаз кончик сигареты задымился.

— Неплохо, но все равно не то, что настоящие, — с сожалением заметила она, вдыхая дым. — Вот американские сигареты, которые я таскала у дворецкого в сороковых, это был просто шик. Спорим, сейчас таких не делают?

Алукард хмыкнул и вновь прикрыл глаза. Он уже не слишком помнил, зачем и почему когда-то создал это чудовище — ибо чудовищем из чудовищ может быть и двенадцатилетняя девочка, и семнадцатилетняя девушка, особенно если она и есть сам Алукард.

Видимо, именно поэтому.

— А твоя Интегра? Что она курила, какие-то дамские сигаретки? Впрочем, ее папаша и этого бы не одобрил. Знаю я этих мужчин, гуляки в молодости, ханжи в старости. Да уж, повезло, что он сыграл в ящик раньше, чем она повзрослела…

— Какое тебе дело? — он усмехнулся. Темнота под веками побледнела и выцвела, вытесненная знакомым ликом в обрамлении светлых волос.

— Какое дело тебе? — парировала девушка. — Она давно умерла, а ты до сих пор приходишь сюда, сидишь и скулишь, как цепной пес, потерявший…

Она не успела закончить: Алукард протянул руку, а продолжением руки потянулась тьма, стянула маслянисто поблескивающими кольцами тонкую шею, пережимая ниточку колотящегося пульса.

— Не тебе об этом судить, девчонка, — выплюнул он, еще не понимая, что попался в ловушку. — Ни об Интегре, ни об ее отце. Ты ведь только и знаешь, что болтать о мужчинах, имевших тебя, словно…

— Словно дешевую шлюху? — закончила она за него, с трудом проталкивая воздух сквозь горло, но даже в сдавленном хрипе отчетливо слышалась издевка. — Как самокритично! Цепной пес и грошовая сука, отличная парочка, согласись!

Хруст ломающихся позвонков прозвучал неправдоподобно громко в тишине. Разжав пальцы, Алукард опустил руку, и обмякшее худенькое тело навалилось на него почти неощутимо, не тяжелее сломанной куклы. Он даже не потрудился его столкнуть: проще было подождать, пока сгусток тьмы растворится среди прочих теней.

Но тут казавшееся безжизненным бледное личико вдруг расплылось в злорадной ухмылке, а слишком маленькая рука в привычной белой перчатке с пентаграммой скользнула к паху Алукарда.

— Ты не убьешь меня, даже если по-настоящему захочешь. Не посмеешь, — ледяная насмешка резанула чем-то невыносимо знакомым, отозвавшимся противной болью в груди, и Алукард замер, не решаясь отбросить прочь наглую девицу. Он не хотел, не мог, не собирался лепить маску, хоть чем-то напоминающую о последней хозяйке, но память о ней сыграла с ним недобрую шутку. Между тем негромкий и растерявший напускную насмешливость и браваду голос звучал мерно, почти гипнотизируя: — Ты ведь понимаешь, зачем я тебе понадобилась сейчас. Тебе нужен хоть кто-нибудь, чтобы забыть о своей беде.

— Я ошибся, — он отвернулся, вглядываясь в темноту. Умелые пальчики уже расстегнули его брюки и теперь скользили по твердеющему члену. — Делай что хочешь. Когда ты закончишь, я убью тебя.

— О, только не меня, — повторила девушка, оседлывая бедра Алукарда и медленно потираясь промежностью о его пах. — Ты слишком скучал.

Он знал, что это ложь. Она не была одной из тех, о ком он тосковал — была лишь кривым зеркалом, отразившим их всех, но отчего-то этого оказалось достаточно.

Алукард притянул к себе девушку, сжал пальцы на хрупких плечах. И можно было, зажмурившись, представить себе совсем другую женщину, но до самого конца он так и не закрыл глаза.

@темы: Фест «Летние каникулы», Алукард

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Второй этап (фанфик и иллюстрация)

Автор:  Levian
Художник:  прекратите придуриваться, Зигмунд.
Название: «Спокойствие — главный закон»
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Шелби Пенвуд, Артур Хеллсинг, Алукард/Хьюго Айлендс
Тип: джен, слэш
Жанр: юмор
Саммари: Хьюго Айлендс всегда был для своих друзей образцом самоконтроля и выдержки.

арт во всей красе

арт во всей красе

Ничему не удивляться,
Ничему не удивляться,
Никогда не должен истый джентльмен.

Максим Дунаевский, «Песенка Джентльмена»

Вечер был в самом разгаре. Играла музыка, звучал смех, в полуоткрытые двери веранды, скрытые газовым тюлем, заглядывала луна, и, если подойти чуть ближе, можно было различить на фоне балюстрады силуэты обнимающейся пары и услышать негромкие голоса.
Шелби тоскливо огляделся по сторонам. Деться было решительно некуда. В курительной громогласно рассуждали об охоте, которая его совершенно не привлекала и даже немного пугала. В бильярдной катали шары и спорили о скачках, а Шелби не был ни хорошим игроком, ни заядлым конником. В зале танцевали, и там он чувствовал себя и вовсе лишним, особенно после того, как в очередной раз наступил своей первой и единственной партнёрше на ногу. Вдобавок в руках у него был взятый машинально бокал дайкири, который ещё надо было куда-то поставить, чтобы Артур не заметил, что не отпито ни глотка. Шелби вздохнул и подумал, что сейчас тишину и покой можно найти только в подвале особняка, но чтобы он добровольно туда сунулся — бр-р, никогда! Там же это… ужасное… этот вампир.
Музыка била по ушам, и Шелби решил, что больше точно не выдёржит. Он заоглядывался в поисках какой-нибудь цветочной кадки в углу, куда можно было бы тайком вылить коктейль, и тут кто-то дружески хлопнул его по спине, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он пошатнулся и едва не плеснул на себя из бокала.

— Немного скучно, как ты считаешь? — перекрикивая шум музыки и весёлых голосов, спросил Артур, наклонившись к его уху.

— По-моему, всё замечательно, — промямлил Шелби и покривил душой: — Давно так не веселился.

Артур подозрительно прищурился, и Шелби мысленно взмолился, чтобы другу не пришло в голову попытаться и в самом деле втянуть его в общее веселье. Но тут Артур перевёл взгляд на что-то за его спиной и заулыбался.

— А, вот и наш зануда, — с очаровательной насмешливой небрежностью, на которую невозможно было злиться, бросил он. — Где тебя носило, Хью?

Подошедший Айлендс дружески кивнул им и скривился, когда музыка, будто назло, заиграла ещё громче и бравурнее. Шелби мысленно попрощался с остатками слуха и поприветствовал головную боль.

— Кто-нибудь видел сэра Уолша? — спросил Айлендс. — Мне необходимо с ним поговорить.

— Я видел! — оживился Шелби, радуясь, что может быть полезным. — Они с Деборой Макалистер…

— …которая помолвлена с младшим Доэрти? — ввернул Артур.

— …отправились на третий этаж смотреть коллекцию египетских редкостей, — убито договорил Шелби. — Артур, как ты можешь!

— Могу что?

— Для человека, который до сих пор не помолвлен, Артур, ты непростительно дорожишь… своей коллекцией египетских редкостей, — заметил Айлендс. — И, Шелби, я бы на твоём месте поставил куда-нибудь этот коктейль, он уже никуда не годится.

С чувством невероятного облегчения Шелби отошёл к низкому столику и оставил на нём бокал, а когда вернулся к Артуру и Айлендсу, застал их в разгар спора.

— Если бы я знал, что ты опять устроишь банальную вечеринку, то не просил бы об услуге, Артур.

— Ты льстишь нашему маленькому дружескому сборищу, Хьюго. Расслабься и наслаждайся жизнью, а остальное приложится.

Айлендс поджал губы.

— Я предпочитаю наслаждаться жизнью рационально, а не гнать по ней с бешеной скоростью, чтобы потом очнуться в придорожных кустах.

Шелби явственно почувствовал удар почти что библейского камня о свою и без того раненую гордость. В недавней истории с новым мотоциклом он — пусть добровольно, но далеко не с охотой — принял самое живое участие и, в отличие от вечного счастливчика Артура, отделавшегося парой мужественных царапин на щеке, чудом не переломал в кювете все рёбра.

— Брось, Хьюго. Я-то знаю, что риск бередит тебе кровь, — Артур хлопнул Айлендса по плечу и подмигнул Шелби.

— В пустом, ничего не стоящем риске нет смысла, Артур. Тратить время и топить собственную репутацию чёрт знает в чём ради секундного выплеска адреналина — уволь. — Айлендс поправил очки, задрал подбородок ещё выше и всем своим видом говорил, что плотину его суровой чопорности не пробить ни всплеску адреналина, ни какому-либо ещё всплеску — разве что это будет плеск Темзы в окно его рабочего кабинета на третьем этаже. Тогда Айлендс снимет очки, пиджак, закатает рукава рубашки и даст себе указание эвакуироваться вплавь — прекрасным, симметричным, размашистым кролем.

— Послушать Хьюго, так у нас тут каждый божий день великое блудничество вавилонское, — рассеянно сказал Артур. — Как тебе это нравится, а, Шелби?

Застигнутый врасплох Шелби растерялся, не зная, на чью сторону встать.

— По-моему, всё очень, э-э, пристойно. Ты, Хьюго, несколько, э, драматизируешь. Хотя, конечно, ты прав насчёт…

— Вот видишь, — с нажимом сказал Артур, — даже Шелби со мной согласен.

— В таком случае оставлю вас обоих наслаждаться бурными выплесками жизни. А сам, с твоего позволения, пройду в библиотеку, Артур. Раз сэр Уолш занят, — выделил Айлендс, — утешусь компанией переплётов, переработанной древесины и типографской краски. Давно собирался дочитать пару творений. Джентльмены.

— Зато у него есть чувство юмора, — любовно пробормотал Артур с интонацией заводчика бультерьеров и проводил взглядом удаляющуюся спину Айлендса.

Шелби уныло покивал и вдруг спохватился.

— Погоди, Артур. А разве в библиотеке сейчас не… э-э, не ремонт?.. Ну, после того, как ты на спор палил там в стену?

— Ах, ну да. Пустяки, — небрежно махнул рукой Артур. — Хью всё равно идёт не в ту, что на втором этаже, а в подвальную. Ту, знаешь, что рядом со старой лабораторией.

— Со старой лабораторией? — Шелби почувствовал, как от лица отхлынула кровь. — И с комнатой… с комнатой…

— С гробом, да, — громко и весело сказал Артур. — Премилое местечко! Алукард утверждает, что ему очень нравится.

Шелби первый раз за вечер пожалел, что так и не выпил ни глотка спиртного.

***
Через полчаса у Шелби заломило в висках.
Ещё через десять минут он попятился от настойчиво теснившей его к танцующим Шейлы Аберкромби, врезался спиной в официанта с полным подносом и спасся бегством.
Очень скоро Шелби сообразил, что избавление было иллюзорным: гости Артура успели переместиться даже в библиотеку на втором этаже. Дамы ахали, ощупывая отверстия от пуль в стенах, джентльмены обсуждали прицелы, калибры и почему-то отравленные кураре дротики. Можно было, конечно, просто уехать, но Артур бы удивился, да и своего шофёра ещё надо было вызвать из людской. (Шелби не то чтобы побаивался прислуги — просто с детства тихо, уважительно благоговел перед людьми, которые стригли его, готовили еду и отвечали за его безопасность на дороге.)
Размышляя об этом, Шелби не заметил, как ноги сами понесли его к подвалу — знаменитому «многоэтажному фамильному подвалу Хеллсингов», как ласково называл его Артур.
Позднее Шелби думал, что всего-навсего инстинктивно шёл туда, где было тихо и спокойно. Да и Айлендс был там, а Хьюго Айлендс вот уже бог знает сколько лет ассоциировался у Шелби с прекрасными словами «ситуация под контролем». Рядом с Хью паниковать, бояться, спешить или нервничать было попросту стыдно.
Успокаивая себя этим, Шелби свернул в последний, освещённый даже тусклее остальных коридор. Над дверью «специальной» библиотеки помаргивала лампочка в проволочной сетке. Шелби ускорил шаг.
Он уже взялся за ручку, как вдруг из-за двери послышался низкий весёлый смешок. Шелби узнал голос Айлендса, но сам смешок был ему внове: друг обычно ограничивался быстрым коротким, похожим на мальчишеский хохотком. Интересно, что он там такое читает?
Шелби потянул дверь на себя. Заперто.
Заперто?
Протяжный смешок повторился, в этот раз закончившись знакомым озорным переливом.
Шелби стало не по себе — уж больно странно звучал этот смех в тишине коридора, где только и было звуков, что ровное, еле слышное гудение проводов.
Он затаил дыхание и снова дернул ручку. Может, просто петли не смазаны. Из библиотеки больше не доносилось ни звука. Шелби почему-то прошиб холодный пот, язык вдруг стал огромным и неповоротливым — слова не вымолвить. Лампочка мерно, как часы, мигала — тук, тук, тук…
В спину потянуло сквозняком.
«Последний раз попробую и пойду», — решил Шелби. Очень уж хотелось поскорее покинуть подвал.
Дверь не открылась и в третий раз. Шелби вздохнул — откуда только взялось облегчение? — и развернулся было, но случайно толкнул дверь носком ботинка. Она еле слышно скрипнула и отворилась.
Шелби чуть не хлопнул себя по лбу. Оказывается, она просто открывалась в другую сторону!

— Хью? — тихо позвал он и вошёл.

В библиотеке царил полумрак, было темнее, чем в коридоре. Горела всего одна настольная лампа — за железными стеллажами, возле единственного дивана. Свет был тусклый, красноватый, будто на лампу кто-то набросил газовый шарф.

— Хьюго! — с облегчением пробормотал Шелби и устремился туда.

Головы Айлендса над диванной спинкой не виднелось — неужели решил расслабиться, скинуть жмущие туфли и прилечь с интересной книгой? Как непохоже на него!
Шелби подошёл к дивану на цыпочках. Страшно хотелось слегка подшутить над вечно чопорным, вечно застёгнутым на все пуговицы приятелем. Может, если Айлендс задремал, дёрнуть его за нос…
Он перегнулся через спинку и онемел.
Лорд Хьюго Айлендс в первый раз на памяти Шелби был расстёгнут если не на все пуговицы, так на добрых их половину — точно.
Пиджака на нём уже не было, почти развязавшийся галстук сбился к уху, рубашка расстёгнута. Запрокинутая голова Айлендса покоилась на подлокотнике, на голой длинной шее ярко распускались свежие, припухшие царапинки-следы. Пальцы сжимались и разжимались, словно хватая в горсть воздух.
И, что поразило Шелби больше всего, Айлендс был не один. И того, кто лежал на нём, наполовину скрыв обоих алым плащом, Шелби очень, очень хорошо знал.

— Ой, — басом сказал он.

Оба дёрнулись и уставились на него. Айлендс — ошалевшими, мутными, совершенно пьяными серыми глазами, Алукард — жадными, горящими, алыми. Кажется, красными были даже зрачки. Шелби невольно перевёл взгляд на широкий тонкий рот вампира, на налившиеся кровью губы. На блеснувшие за ними острые зубы.
У Шелби подкосились ноги.
Айлендс неуклюже подтянулся кверху, вцепившись Алукарду в рукав, и кашлянул. Кажется, он не находился, что сказать.

— Э-э… — начал Шелби. Вампир повернул к нему голову и широко оскалился.

Шелби сделал единственное, что мог, чтобы спасти и свой рассудок, и джентльменскую честь (а может статься — и жизнь!) друга.
Он заорал и выскочил из библиотеки. Можно с уверенностью утверждать, что больше он никогда в жизни так не бегал.

Артур потом часто припоминал ему тот вечер. Он повторял, что на его памяти это единственный раз, когда Шелби ни на минуту не оставлял самой шумной и весёлой компании, а наутро не помнил ровным счётом ничего из того, где вчера был и что делал.
Хьюго Айлендс же, на чужие измышления о том, откуда у Шелби такое внезапное и необъяснимое отвращение к библиотечным книгам, неизменно повторял, что дело исключительно в безалаберном влиянии Артура на всех, кто его окружает.
Алукарду, вероятно, тоже было, что сказать, но это был один из немногих случаев, когда он предпочитал помалкивать.

@темы: Айлендз, Артур, Пенвуд, Фест «Летние каникулы», Алукард

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)

Художник:  прекратите придуриваться, Зигмунд.
Автор:  Rendomski
Название: «Хайнкель Вольф и последний крестовый поход»
Рейтинг: PG
Герои: Хайнкель, Серас, Пип, Интегра, гроб.
Категория: джен
Жанр: недодетектив
Размер: мини
Предупреждения: возможен ООС гроба.
Саммари: Следствие ведёт «Хеллсинг».
Дисклаймер: Персонажи и события манги «Хеллсинг» являются собственностью К. Хирано и Ко. Всё остальное, что вам ниже встретится, на совести автора фика.

арт во всей красе

— Вы не имеете никакого права проводить обыск в здании нунциата. Территория нунциата является территорией суверенного государства Ватикан...
— В таком случае, ваша экселенция, считайте наше вторжение не обыском, а крестовым походом!
Похоже, сеньор Бучес, нунций, без труда мысленно нарисовал себе багряный крест на широком белом плаще Интегры, возглавлявшей группу оперативников «Хеллсинга», и благоразумно заткнулся. Да и не было секретом, что слова «крестовый поход» в устах Интегры Хеллсинг не сулили ничего хорошего.
«Крестовый поход за гробом Господина», — съязвил внутри голос Пипа. Серас чуть улыбнулась, хотя шутка не вполне удалась: местонахождение гроба как раз проблемы не представляло.
— Надеюсь, вы в курсе, что ваши действия являются грубым нарушением норм международного права и соглашений между Британией и Ватиканом?
Серас с любопытством уставилась на человека, с которого ей лично приказано было не спускать глаз, — тем самым вампирша, собственно говоря, исполняла своё поручение буквально. Впрочем, на человека ли? Хозяин Алукард безоговорочно признавал регенератора Александра Андерсона человеком. Но если в отношении лично отца Андерсона Интегра придерживалась того же мнения, то сам факт хирургических манипуляций, которые Тринадцатый отдел проводил над избранными сотрудниками, она категорически считала богохульством и искажением человеческой природы.
Хайнкель Вольф с полускрытым под бинтами лицом и глухим механическим голосом речевого синтезатора была похожа на человека меньше, чем сама Серас — во всяком случае, если бы Серас удосужилась сегодня придать человеческую форму своей бесплотной руке.
— А персонально вам сэр Интегра просила передать, что, когда Рим постигнет участь Лондона, она испытает искреннее сочувствие к мирным жителям, однако ни капли своей вины в этом не ощутит. Уж кому, как не вам, должно быть досконально известно, с чем вы имеете дело.
— Пока что мне это не то что досконально не известно — я не имею ни малейшего понятия, на что вы намекаете, — непривычно и даже жутковато было воспринимать на слух искусственную, лишённую эмоций речь, улавливать настроение, не слыша интонаций голоса, не видя выражения лица собеседника. — Если бы вы изволили по-человечески — ах, простите, внятно объяснить, в чём меня и моих коллег обвиняют, не исключено, что мы смогли бы вам помочь.
Серас по резким движениям прочла видимое раздражение Вольф, когда та уселась на один из больших пышных пуфов, которые окружали низкий овальный стол в центре комнаты. Серас она присесть не предложила.
— Дело достаточно... секретное, — Серас замялась, подбирая подходящее слово. «Пикантное», — суфлировал Пип. «Не валяй дурака, я знаю, что такое «пикантное». — «Извини, я хотел сказать «щекотливое», — щекотливое. Если вы и в самом деле не при чём, мы не желали бы, чтобы вы оказались в курсе.
— О, не ослышалась ли я? Вы допускаете и возможность того, что мы невиновны и не имеем отношения к вашим неприятностям?
— Насколько слышала я, в процессах Инквизиции такой возможности не допускалось, — Серас дружелюбно улыбнулась. — Если вы невиновны, у вас нет никаких причин для волнения. Делегации Тринадцатого отдела никто ещё никаких обвинений не предъявил.
«Вы имеете право хранить молчание. Однако, если во время допроса вы не заявите о чём-то, что могло бы свидетельствовать в вашу пользу, это может повредить вашей защите в суде. Всё, что вы скажете, может быть представлено в качестве доказательства», — вспомнилось вдруг из короткого полицейского прошлого. Зазубренное уведомление, которое Серас так и не удалось ни разу произнести по делу.
— Мы — никакая не делегация. Я и мои коллеги приехали на пятилетие Лондонского инцидента как частные лица. Той ночью пали и многие наши друзья, не только ваши... люди. «Хеллсинг» был специально информирован о нашем пребывании здесь, и сама директор организации не высказала никаких возражений. Но, разумеется, поскольку наше совершенно открытое пребывание здесь совпало с вашим таинственным происшествием, нас моментально зачислили в подозреваемые номер один!
Серас тактично умолчала об обстоятельствах, при которых «друзья Хайнкель Вольф» вообще оказались той ночью в Лондоне. Слова «крестовый поход» уже сорвались с языка сэра Интегры. Так же как не стоило упоминать о том, что, достань любому из членов Тринадцатого отдела неосмотрительности или фанатизма надеть в публичное место в Лондоне хотя бы коловратку католического священнослужителя, попытки учинить самосуд со стороны скорбящих жителей было бы не избежать.
Явление гроба народу состоялось, как всегда, неуловимо. Серас на какую-то секунду, может, отвернулась — а гроб оказался уже в комнате, держась чуть позади Вольф, вне зоны её видимости. Пип от неожиданности буркнул себе под бесплотный нос что-то нелестное. Серас была готова поклясться, что вырезанный на массивной крышке глаз ей подмигнул.
— Погибшие «наши», раз уж вы так подчёркиваете, были как раз людьми, — строго заметила Серас. — Что касается нелюдей, мы всё ещё не теряем надежды на возвращение моего хозяина Алукарда. С ним-то, честно говоря, и связаны косвенно наши теперешние неприятности. Видите ли, из подвала «Хеллсинга» пропал некий артефакт. Многие называют его «надгробием Алукарда» — очень уместно, мы как раз держим его на гробу: цементная плита, на которой после исчезновения моего хозяина осталось изображение печати Кромвеля. Мы бы долго могли не хватиться пропажи, мы не проверяем местонахождение «надгробия» ежедневно, вопреки нелепым слухам: к примеру, что сэр Интегра использует его как алтарь для кровавых жертвоприношений или темномагических ритуалов с целью возвращения Алукарда... — выражение лица Вольф оценить было затруднительно, но взгляд — единственное, что было способно выдать её эмоции — сделался подозрительно равнодушным. Да и не такому широкому кругу было известно об Алукарде и его судьбе, чтобы не догадаться, из каких источников могут расходиться подобные слухи. — Так вот, однажды вечером, возвратившись в особняк, мы, к своему удивлению, обнаружили гроб Алукарда на самом видном месте, посреди холла. Вот прямо как сейчас.
— Что «сейчас»?
— Да ведь гроб.
Вольф аккуратно, явно не желая упускать Серас из поля зрения, осмотрелась и едва не подскочила. Почти на середине уютной комнаты, предназначенной для отдыха персонала нунциата, стоял себе гроб, невозмутимо темнея чёткими чёрными гранями, будто пребывал на этом самом месте долгие годы.
— И что вы этим хотите сказать? Зачем вы вообще сюда притащили эту нечистую домовину?!
Гроб... производил впечатление, единственное, что однозначно можно было про него сказать. Пип при всяком его появлении исправно матерился, Серас ощущала смутное тревожное беспокойство, а Интегра, Виктория готова была поклясться, выглядела слегка виноватой. Она правда давно не спускалась в подвал...
Сестру Хайнкель Вольф появление гроба, несомненно, чрезвычайно раздражало.
— Мы тут не при чём. Он сам появляется, где пожелает.
— Гроб?
— Кто же ещё? Разве по нему не скажешь?
На взгляд Серас, у гроба был как раз независимый вид предмета, который появляется, где пожелает. Вольф от дальнейших комментариев воздержалась, только теперь постаралась не выпускать из поля зрения не только Серас, но и гроб.
Хмурое выражение Интегры, примерно час спустя зашедшей в комнату, свидетельствовало о не слишком утешительных результатах обыска.
— Сэр Интегра! — жизнерадостно приветствовала её Серас. — Гроб здесь!
Сосредоточенные морщины на лице Интегры немного разгладились.
— Неужто? Сестра — или матушка нынче? — Хайкель Вольф, не подскажете ли мне, с какой бы это стати гробу вампира Алукарда появляться в помещении представительства Святого престола?
— Сэр Хеллсинг, с какой бы это стати мне знать, отчего этот проклятый ящик за вами таскается?
— Если бы ему была свойственна привычка за нами таскаться, то, поверьте, я бы не стала беспокоить вас этим вопросом, — Интегра обвела взглядом просторную комнату и принялась медленно обходить её. — Ты ввела сестру Вольф в курс дела, Серас?
— Я сочла, что от сестры Вольф незачем скрывать происшедшее, — повернувшись к Вольф, Серас снова улыбнулась, демонстрируя милые ямочки на щеках и лишь самые кончики клыков. — Не исключаю, правда, будто сестра Вольф решила, что я проболталась ненароком, но не стала меня упреждать, единственно из вежливости, я уверена.
— Я могу присесть, сестра Вольф? — Интегра ткнула носком ботинка в один из пуфов, окружавших стол. Речевой синтезатор Хайнкель выдал неопределённое хрипение. — Мне нравятся эти пуфики. По размерам они как раз напоминают то, что мы так усердно ищем, отнимая драгоценное время у его экселенции...
Выстрел предназначался Серас, промахнуться Хайнкель не могла — но не должна была миновать цель и пуля из наставленного на саму неё дула. Хайнкель не сразу поняла, что стук звонко ударившегося, покатившегося по полу металла означал почти невероятное: Серас сбила её пулю своей. Второй раз Хайнкель выстрелить не успела: Интегра почти уткнула свой пистолет ей в лицо, а вампирша оперативно, выкрутив кисть, выхватила из руки Хайнкель оружие.
— Не знаю уж, беспокоиться мне или умиляться, что вы продолжаете традиции Алукарда и отца Андерсона, но, в любом случае, меряние силами в настоящий момент я считаю неуместным. Бога ради, Хайнкель, неужто вы всерьёз полагали, будто я позволю вам вывезти из Англии эту вещь?
Глаза Вольф зло сощурились, красноречиво свидетельствуя о том, что особого разрешения она спрашивать не собиралась.
— Зачем Тринадцатому отделу понадобилось «надгробье Алукарда»?
— Тринадцатый отдел здесь не при чём, — как всегда, равнодушно произнёс искусственный голос. — Я действовала по личной инициативе; остальные всего лишь незначительно помогали мне.
— Иуды выгораживают своих? Похвально. Но неубедительно. Хайнкель, доказательств, на которых вы сидите, вполне достаточно, чтобы арестовать вас с поличным. А когда я объясню возможные последствия возвращения Алукарда его экселенции, то, уверена, сеньор Бучес без колебаний согласится сделать вид, что вас с этим пуфиком задержали за пределами территории Ватикана.
— Если вы будете любезны и уберёте ваш пистолет, я смогу встать и вернуть вам ваш артефакт. Что ещё вам от меня нужно? Извинение?
— Нет-нет, погодите... — в голосе Интегры звенела натянутая, как струна, злость. — Я питаю глубокий личный интерес к тому, что Тринадцатый отдел собирался делать с «надгробием». Вы нашли способ возвратить Алукарда? Или, напротив, собирались отрезать ему путь к возвращению навсегда? Отвечай!
— Ты, протестантская любительница нечисти, сколько раз мне повторять: Тринадцатый отдел не имеет к этой истории никакого отношения!
«Это она зря, — поёжилась Серас, а Пип озабоченно присвистнул. — Очень-очень зря». Интегра закусила губу, яркие глаза застыли, скованные ледяной ненавистью.
— В спецслужбах, знаете ли, хватает людей, которых весьма интересует, какими средствами возможно разговорить регенератора. Для начала я со спокойной совестью могу прострелить тебе что угодно, и не по одному разу, хвала ватиканской науке. Твой речевой аппарат — единственное, что представляет для меня интерес. Так что лучше отвечай на вопрос!
— Сэр Интегра!
Серас умоляюще уставилась на неё.
— Сэр Интегра, я тоже хочу, чтобы хозяин вернулся, но...
«Но не так, но так не надо, но...»
К кому он вернётся?
Интегра молчала, недовольно покосившись на Серас, и на миг та испугалась, что леди рявкнет со злостью и на неё. Прикажет не мешаться под ногами. Пип тоже затаился, нехарактерно отмалчивался. В глубине души — чужой даже, не своей — Серас ощутила осадок неприятных воспоминаний, которыми он явно не желал с ней делиться. Она постаралась отвлечься, деликатно мысленно отвернуться.
Но Интегра только выдохнула, тяжело выфыркнула из ноздрей ярость, как разгорячённый скакун, опустила пистолет и терпеливо переспросила:
— Зачем вы похитили «надгробие»? Скажите мне, Хайнкель, пожалуйста.
Вольф так и сидела в неудобной, напряжённой позе, но стиснутые в кулаки руки чуть-чуть расслабились.
— Играем в хорошего следователя-плохого следователя?
— Нет. Никто ни во что не играет. Я забираю то, что мне принадлежит. Вы возвращаетесь в Ватикан, и, дай бог, мне ещё долго не придётся вас видеть. Обменяемся нотами протеста. Ваши мотивы меня, признаюсь, интересуют — но только вам решать, желаете ли вы этот интерес удовлетворить.
В голосе Интегры читалось разочарование. Она правда надеялась узнать что-то, что сдвинуло бы их многолетнее ожидание с мёртвой точки, сочувственно поняла Серас. Что, если Вольф правда знает больше, чем говорит? А Интегра теперь колеблется между надеждой помочь Алукарду и боязнью утратить доверие новой слуги, с которой сблизилась за тяжёлые, одинокие годы... Дёрнуло же Серас за язык вмешаться!
«Нет, девочка, ты права. Такой ценой — не надо».
— Той ночью, — заговорила вдруг Вольф, уставившись в пол, — пять лет назад, в Лондоне погибли мои друзья. Друзья многих, кто приехал со мной. Учителя. Просто собратья по ордену. Соратники. А потом ваш вампир выпил всю пролитую в битве кровь и поглотил их души. Как известно, поглощённые вампиром души не могут вознестись, это одна из причин, по которой уничтожение вампиров — богоугодное дело.
— Такова католическая традиция, — прорычала Интегра, но кивнула, давая знак продолжать.
— Нам неизвестно, как вернуть Алукарда, и возможно ли его возвращение вообще. Быть может, одного того, что с ним произошло, оказалось достаточно, чтобы пленённые им души обрели свободу. Но, безусловно, мы хотели бы быть уверены. Единственный же способ быть уверенными в благополучном посмертии тех, кто нам небезразличен, — это упокоить Алукарда самим. Мы собирались похитить «надгробие» и ожидать: если бы местонахождение «надгробия» определяло место возвращения Алукарда, мы были бы готовы встретить его во всеоружии. Да, сэр Хеллсинг, посмертие любого из моих сотоварищей мне дороже проклятого существования вашей твари!
Теперь Серас передёрнуло от злости при мысли о хозяине, возвращающемся, неизвестно в каком состоянии, прямо в окружение искариотов «во всеоружии». Тьма руки всколыхнулась, всплеснулась вокруг тёмным клобуком — или сложенными крыльями. Гроб неуловимо, как всегда, оказался вдруг совсем рядом с Вольф. Но Интегра встретила вызывающие слова монахини неожиданно спокойно.
— Не могу согласиться с выбранными вами средствами или разделить ваши приоритеты. Но в целом, ваш мотив мне понятен, — Интегра легонько пнула пуф, на котором сидела Вольф, и глянула вдруг на свою необычную свиту с лёгкой улыбкой, вмиг разогнавшей напряжение. — О да, этот определённо потвёрже остальных. Сестра Вольф, встаньте, пожалуйста, и давайте договоримся. Вы прекращаете свой, господи прости, крестовый поход за скудным наследием моего слуги. А я, в свою очередь, обещаю: если... когда Алукард вернётся, я непременно договорюсь с ним об освобождении душ ваших друзей. Даю вам слово чести.

@темы: Серас, Хайнкель, Интегра, Пип, Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

«Летние каникулы» — Второй этап (фанфик и иллюстрация)

Автор:  /Melissa/
Художник:  Морана С.
Название: «Девять жизней с четвертью»
Жанр: AU
Размер: драббл
Персонажи: Леди, Помощница Леди и один Кот
Саммари: Время ночное любит кот, каждый хочет быть котом.

арт во всей красе

Чёрного кота находят на развалинах поместья. Находит не Интегра и даже не Серас, а неназванный ей солдат из взвода, временно присоединённого к «Хеллсингу». Все они — Интегра даже неделю спустя раздражённо морщится — смотрят на неё со смутным напряжением и почти страхом. Профессионалы.

И тут вдруг кошка. Нет, кот. Серый от пыли, тощий, аж рёбра выпирают, и шипящий с такой злостью, будто дай ему волю и он вцепится когтями в ближайшее горло, ближайшие слишком неаккуратные руки. Вот только дотянуться бы, вывернуться из пальцев, что крепко за шкирку держат. А уж он-то!..

Почему они притащили ей кота, караульные и сами не могут объяснить. Разве что нахальный, с ирландским гортанным акцентом лейтенант пожимает плечами и говорит, что подумали, будто «живность» — с чего они взяли? — принадлежит ей. Будто Интегре было бы сейчас дело до домашних любимцев, будто ей уже положено как настоящей старой деве умилиться первой попавшейся кошке. Смеётся ирландец, а она пожимает плечами. Кот? Пусть будет кот, не всё же ей любить собак. А может, ей просто нравится, что кот тут же затихает, стоит ей строго взглянуть на него.

А потом солдаты уходят, и Интегра остаётся наедине с котом. Она думает, прикуривать ли новую сигариллу, кто знает, где сейчас найти хороший табак, — кот чешется, по-собачьи, запрокинув круглую голову, скребёт задней лапой за ухом. Он ещё и блохастый?

Когда приходит пора ложиться спать, когда за окном рассветает, Интегра отдаёт распоряжение забрать кота на кухню. И почти не удивляется, когда проснувшись среди ночи и машинально, резко, нервно схватив с тумбочки пистолет, слышит за окном не скрежет ногтей, невнятное бормотание упырей и далёкие крики, а мяуканье. Балкон в этом доме, временно позаимствованном у уже мёртвых хозяев, увит плющом. Несложно, наверное, было забраться.

Интегра уже готовится запереть кота в ванной или отчитать пару раз и показать, где его место, но он даже не лезет в кровать.

Он растягивается на полу. Около кровати.

— Не слишком кошачья привычка, — говорит Интегра в воздух, и вскоре засыпает. В этот раз кошмары ей не снятся.

К коту привыкают; больше никто, насколько Интегре известно, не пробует взять его за шкирку или пнуть, чтоб не вертелся под ногами. Хотя он и не вертится, большую часть дня Интегра не знает даже, где он пропадает. Ходит сам по себе, но, главное, не собирается уходить. Её это устраивает.

А через несколько дней Интегра случайно слышит, как Серас, сидя на корточках на кухне, спиной к двери, шепчет еле слышно в сторону угла и пододвигает что-то рукой по полу. Скрежет, будто двигают металлическую миску, и запах, запах тоже металлический. Кровяной, душный.

Интегра уходит, усмехнувшись напоследок.

Вымытый, сытый, обнаглевший настолько, чтобы запрыгивать на край стола, кот уже не напоминает то дикое создание, которое — как ей уже рассказали — ожесточённо копало на развалинах, чем и привлекло к себе внимание. Что он хотел найти среди гор щебня и бетона, солдаты не знали, а Интегра догадывалась, но не решалась озвучить.

Надежда порой опаснее отчаянья, она знает не понаслышке. И слишком больно… Слишком.

И потому она не вызывает Серас, не интересуется, что это за гемоглобиновые кормёжки, не уточняет, верно ли услышала имя. Не хочет даже пробовать извлечь из-под обломков то, что, возможно, искал её новый любимец. Интегра не хочет ни правды, ни веры.

Она протягивает ладонь и словно в первый раз, аккуратно проводит кончиками пальцев под тёплым, вибрирующим от рождающегося мурлыканья кошачьим горлом. Не лаская, нет, скорее спрашивая разрешения, вторгаясь прикосновением в чужое пространство.

— Необычная маска, — опять говорит в воздух она и начинает машинально почёсывать между бархатных ушей.

Кот урчит, снисходительно жмурится в ответ, и Интегра чуть улыбается. Ей кажется, что под плотно зажмуренными веками мерцают алые искры.

@темы: Интегра, Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы» представляет...

[Hellsing Fest]

Уважаемые читатели!

С радостью сообщаем вам о начале фэндомного феста «Летние каникулы». В течение нескольких последующих дней в сообществе будут выкладываться фанфики и арты по фэндому «Хеллсинг». Авторы и художники будут рады отзывам всех, кого их работы не оставят равнодушными .

«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)

Художник:  ~Фортунатто~
Автор:  Levian
Название: «Акселерация»
Рейтинг: PG
Пейринг: Интегра, Уолтер, Серас
Тип: джен
Жанр: драма

арт во всей красе

Интегра привыкла считать себя чуть взрослее, чем на самом деле. Было несложно: уж теперь-то она могла признаться самой себе, что в окружении тех, кто старше, опытнее, мудрее, легко потеряться в собственном возрасте. Легко отдавать приказы, легко быть уверенной, не бояться. И даже сомневаться легко — потому что молод и глуп тот, кто не сомневается. С молчаливой поддержкой, иногда снисходительностью, иногда даже насмешкой тех, кто незримо стоял за плечом, Интегра взрослела, училась, жила, теряла, обретала. И вдруг свалилось, обрушилось, как лавина: за плечом больше не было никого. Некому стало поддержать, указать, мягко направить. Интегра нуждалась не столько в советах, сколько в самом понимании — рядом есть кто-то, кто поможет, хочешь — послушай, хочешь — отказывайся, спорь.

Первые полгода она почти над этим не задумывалась: и без того было чем заняться. Поддерживали попеременно то остатки злости и ярости, то холодное зимнее спокойствие, когда непривычно сильный снегопад за ночь укрыл лондонские развалины и стало окончательно ясно, что над бывшим полем битвы не витают даже призраки. Весной почти закончили восстановление поместья, по крайней мере, жилых его частей. Уцелевшие деревья в саду покрылись стыдливым зелёным пушком, который в один прекрасный день распустился весь, разом, обратился в крошечные клейкие листочки, остро пахнущие землёй и древесным соком. Интегра гуляла до темноты, втягивала носом воздух, прислушивалась — не вернётся ли запах раскалённого металла и крови, не раздадутся ли отголоски стонов и криков, лязг оружия и отзвуки взрывов. Но земля была много мудрее: просыпалась, юная, как каждую весну, и не было ей дела до того, что Интегра оказалась не готова к напору жизни. Конечно, она радовалась ещё одному доказательству победы, доказательству того, что жизненный цикл вновь возвысился над тупым и бессмысленным ржавым механизмом войны. Радовалась, но вслух смогла только разрыдаться — кажется, даже собственной земле она была больше не нужна. Всё вокруг справлялось без неё. Она плакала, уткнувшись лицом в ствол чудом уцелевшего старого вяза. Плакала, как не плакала несколько лет, как обещала себе никогда не плакать: взахлёб, зло, беспомощно, бессмысленно, упиваясь чувством безразличности всего окружающего к её одиночеству. Завтра всё должно пройти, навалятся дела, появятся требующие решения проблемы, придут люди, заполнят тишину голосами, но сейчас — Интегра плакала.

***

Наутро к ней пришла Серас.

Они не то чтобы отдалились друг от друга в последнее время, нет, после того, что они вместе пережили, вряд ли что-то смогло бы разорвать ниточку дружбы между ними: тоненькую, как игольное острие, и прочную, как тысячи стальных канатов. Просто Интегра хотела немного побыть наедине со своим ожиданием, будто бы от этого мог сократиться его срок, будто она была в силах его обмануть. Она просто ждала, и каждый день наполнялся ожиданием до предела и растягивался до бесконечности.

— У Уолтера проблемы, — сказала Серас с порога.

— Что-то… медицинское? — спросила Интегра, поморщившись.

— Нет, насколько мне известно.

— Что-то с финансированием?

— Нет.

Интегра отвела взгляд от окна. По эту сторону особняка ни одного дерева не уцелело, и небо, ослепительно голубое, вызывающе жизнерадостное, заполняло весь проём и перехлёстывало через края.

— Тогда в чём дело? И почему ты мне об этом говоришь, а не он?

Серас беспомощно и ослепительно, как умела только она, улыбнулась:

— Лучше вы сами посмотрите, сэр Интегра…

Нехотя Интегра поднималась наверх, отказавшись от предложения Серас её сопровождать.

За полгода они с Уолтером перемолвились от силы полусотней слов, и половина из них относилась к коротким докладам по некоторым старым делам, а половина касалась того, где он будет… обитать в особняке. Интегре неприятна была сама мысль, но она предложила ему комнату в подвале и почувствовала постыдное облегчение, когда он отказался. Слишком глубоко, слишком много воспоминаний. Он выбрал комнату в мансарде, хотя даже раньше (Интегра так и не смогла заставить себя думать «при жизни») всегда предпочитал нижние этажи верхним. Мансарда не отапливалась, никто из персонала там не бывал, и после того, как в ней наскоро сделали ремонт, Интегра не разу туда не поднималась. Теперь, с каждой новой ступенькой, крепло чувство, что она уже не в собственном доме, а где-то в ином, чуждом и незнакомом месте.

Интегра дошла до нужной двери (да больше дверей и не было) и постучала. Не ответили, тогда она толкнула дверь и вошла, отметя секундное ощущение неловкости.

— Уолтер? — громко позвала она.

Может быть… спит? Интегра передёрнула плечами, злясь на саму себя за чувство, что здесь находиться не должна, что здесь… опасно: вот ещё глупости! Единственное окно было густо замазано чёрной краской: неуклюже, торопливо, явно наскоро, и всё же, если бы не падающий из открытой двери свет, в комнате царила бы абсолютная темнота. Интегра нашарила на стене выключатель, щёлкнула им, шагнула вперёд и ахнула. Под ногой что-то хрустнуло, Интегра взглянула вниз и увидела пакетик из-под медицинской крови. Каблук наступил как раз на трубочку, раздавил её, из разлома сочилось что-то густое, коричневое с прозеленью плесени, отвратительное. Интегра не боялась ни вида крови, ни вида гнили, но сейчас у неё тошнота подкатила к горлу. Она принялась осматриваться. Куда ни падал взгляд, кругом груды какого-то мусора: скомканные листы бумаги, покрытые толстым слоем пыли и сигаретного пепла, кульки, свернутые из старых документов и полные окурков, и из каждого угла запах, запах, невыносимая вонь жжёного табака! Почему-то вместо постели — обычной для вампира «постели», заставила себя подумать Интегра — невесть откуда вытащенная кушетка, у которой вместо одной ножки подложена стопка книг, а постельным бельём служит ровный слой устилающих её бумаг. На полу возле изголовья россыпь пустых, хрустких, как пустой жучиный панцирь, пакетиков из-под крови. Этикетки и маркировки покрылись пылью и выцвели. В бесстрастном электрическом свете казалось, что она вскрыла какую-то невыносимо древнюю гробницу.

— Господи, да какого… — пробормотала Интегра. Наклонилась к столу, на котором единственном царило хоть какое-то подобие порядка, всмотрелась в покрытый чётким, знакомым с детства почерком лист, не понимая, что, собственно, написано.

— Чему обязан визитом, сэр Интегра?

Хлопнула закрывшаяся дверь. Уолтер оперся на неё спиной, скрестил руки на груди. Интегра выпрямилась и несколько секунд, не моргая, заново привыкала к его лицу: лицу, на котором морщин теперь было меньше, чем на её собственном.

— Что за бардак ты здесь развёл? — спросила она наконец. Уолтер не ответил. — Ну?

— Это моя комната.

Интегра сделала глубокий вдох.

— Это часть особняка Хеллсингов, а ты — часть организации. Будь добр к завтрашнему утру привести мансарду в порядок.

— Меня всё устраивает, — глухо ответил Уолтер.

— К завтрашнему утру я пришлю сюда горничных. — Интегра помедлила и всё же сказала то, за что ей самой стало нестерпимо стыдно: — И Серас, чтобы она за ними… приглядела.

Не глядя на Уолтера, она шагнула к двери. Он отступил не сразу, и на секунду они всё-таки встретились глазами. Уолтер тотчас отвернулся, а Интегра повторила:

— К завтрашнему утру.

***

Обещанное она выполнила. Ровно в восемь утра две совсем недавно нанятые горничные наводили в мансарде порядок, ловко священнодействуя пылесосами, тряпками и моющими средствами. Серас неожиданно вызвалась не просто охранять, а помогать им, прикрыла сотканную из тьмы руку длинным рукавом, натянула резиновую перчатку. Интегре почему-то хотелось спросить — не считает ли сама Серас эту странную принудительную уборку... предательством сородича? Но вопрос был глупый, и Интегра его, конечно, не задала.

На Уолтера она наткнулась в холле. Вампира сложно обнаружить даже днём, если он сам того не желает, но Уолтера выдал огонёк тлеющей сигареты и пряный запах дыма, а потом Интегра различила и всю его сухощавую нескладную фигуру, почти незаметную в густой тени портьеры и вдвойне незаметную от того, что совсем рядом падал из окна ослепительный поток света.

— Уолтер, — кивнула она, заставив себя подойти и встать в квадрате света — не по-весеннему горячем. — Вынуждена попросить тебя не курить в холле, он и без того многое пережил.

— Как скажете, сэр Интегра, — он улыбнулся уголками губ и затушил сигарету об портьеру. Щелчком пальцев выкинул окурок. Тот пролетел над плечом Интегры и упал, наверное, где-то у подножия лестницы. Сверкнули алые глаза — тот, что был за стеклышком монокля, показался больше.

Интегра без выражения проследила, как чернеют и съеживаются края прожжённой в ткани дырки.

— И так я тебя тоже вынуждена попросить не делать.

— Иначе что, сэр Интегра?

Интегра скрестила руки на груди, покачнулась взад-вперёд на каблуках, безошибочно удерживая равновесие, совсем как тогда, когда была ещё маленькой девочкой и покачивалась так при любом долгом раздумье.

— Ничего, Уолтер. Я тебя не держу.

— Убираться прямо сейчас? — Он ухмыльнулся. Махнул рукой — на секунду Интегре показалось, что вокруг пляшут серебристые смертоносные нити. Оказалось, просто рябит в глазах от слишком яркого солнца. — Пошлёте за мной Серас или дождётесь, пока он вернётся?

— Достаточно, Уолтер.

— Вам всё ещё меня жаль?

Он отступил на шаг, а руку продолжал тянуть к Интегре, словно для противовеса хватаясь за что-то невидимое перед её лицом. Она не вздрогнула, когда раздалось шипение, а Уолтер не вскрикнул, не отшатнулся, и несколько секунд они вдвоём смотрели на одно и то же: как на костяшках пальцев вспыхивает почти невидимый на свету огонь, тает в пламени, обугливается плоть, а сквозь неё, как стена сквозь дырку в портьере, показывается ослепительно белая кость. Показывается — и почти сразу же покрывается чернотой, словно изнутри руки прорастает перчатка.

— Хватит! — резко сказала Интегра и задёрнула штору, оборвав несколько колец. — Надеюсь, этого больше не повторится, ясно, Уолтер?

— Вполне, сэр Интегра.

Она на мгновение опустила голову — сильно отросшие волосы вдруг показались очень тяжёлой ношей, да и повязка на глазу клонила к земле, — а когда подняла, Уолтера поблизости уже не было.

В тот день у неё было полно хлопот. Слишком много времени занял разговор с горничными. Странно — их не пугала Серас, «живое» свидетельство сверхъестественного всего в шаге от них, молчала интуиция, ничто не сжималось внутри, но пугали всего-навсего небольшая пыльная комната, кровать, выглядевшая так, будто на ней никогда не спали, и несколько пустых пакетиков из-под медицинской крови. Наверное, это что-то, заложенное в самой природе человеческой, — бояться того, чего нет.

Потом были и другие разговоры, не менее долгие, но более важные, были две поездки, деловая встреча, торопливый обед и телефонный разговор, ещё одна поездка, остывший ужин. Поздно вечером, уже засыпая, Интегра вдруг поняла, что сегодня не выкроила в своём расписании времени ни на прогулку в саду, ни на привычное всепоглощающее ожидание, которое длилось одновременно и несколько минут, и вечность. Подумала, что надо бы заняться этим завтра, — и в ту же секунду провалилась в сон.

***

Уолтер вернулся в жизнь организации почти незаметно. Опасливо, боком, если можно было так сказать о его то непривычно дерзкой, то привычно тихой манере разбирать и сортировать документы на столе Интегры, брать на себя часть деловых звонков, вести досье, договариваться о встречах. Казалось, они втроём — Интегра, Серас и он — заново присматриваются друг к другу, прикидывают, как вести себя, и готовятся в случае чего вновь разбежаться по своим углам и сделать вид, что сблизиться не пытались.

Серас было легче всего… нет, не легче, поправляла сама себя Интегра, малышка Серас пережила и потеряла в эту войну многое, очень многое, просто ей как-то удавалось продолжать дышать полной грудью и не замирать в опаске перед каждым вдохом. Интегра улыбалась, качала головой, вспоминая собственную мимолётную, кажущуюся теперь такой далёкой женскую зависть к пышным формам Алукардовой питомицы. Интегра тоже «дышала», но вполне отдавала себе отчёт, что временами почти заставляет себя это делать — по привычке, из упрямства, от презрения и ненависти к слабости. И всё же она дышала, чего об Уолтере сказать было нельзя.

Он почти не выходил из особняка, редко покидал комнату в мансарде, в которой теперь послушно, едва ли не демонстративно поддерживал идеальный порядок, словно подросток, которого посадили под домашний арест. И чем больше времени он проводил в одиночестве, тем сильнее выводил из себя Интегру: она злилась на то, что он делает меньше, чем прежде, и ещё меньше от того, что мог бы делать со своими нынешними способностями и силой.

Некоторые — немногие — из тех, кто был в курсе, до сих пор подозревали Уолтера в предательстве. Для Интегры он им был и оставался, но она отнюдь не собиралась отдавать его под суд (а дальше — на казнь) из-за того, что он обманул до сих пор живущую где-то внутри неё маленькую одинокую девочку, которой обещал говорить только правду. У неё была возможность выгородить Уолтера, она воспользовалась ей в полной мере и злилась ещё сильнее потому, что сам он не считал это необходимым и не собирался признавать, что ей, Интегре, виднее, нужен он организации или нет.

Воцарилось хрупкое равновесие. Июнь пролетел почти незаметно; дни, полные невесть откуда взявшихся дел, чередовались с днями, когда не происходило ничего. Наступил июль и тот день, который Интегра особо выделяла из прочих: каждый год, вот уже одиннадцать лет подряд. Нынешний отличался от десяти предыдущих, не было горечи и дрожи от воспоминаний, не было тихой, почти стыдливой радости от зародившейся тогда… дружбы? служения? Осталось только лихорадочное ощущение, что именно в этот день что-то должно произойти, что-то важное, что выделит его из прочих. Она отключила телефонную линию в кабинете и просто сидела, уставившись в чашку с остывающим чаем, где на её искажённом жидкостью лице плавала дохлая мошка.

Только после полудня, когда солнце легко перелетело через крышу особняка Хеллсингов, Интегра наконец призналась себе: она ждала, что Алукард вернётся, уж эту дату, одиннадцатилетний срок их знакомства, он никак не пропустит. Просто не имеет права. В глубине души, прикрываясь неумелым, нарочито наброшенным поверх лихорадочных мыслей, кое-как придуманным оправданием — «пусть пустое желание, имею же я право просто представить!», она думала, какими словами встретить, о чём рассказать, за что обругать, заорать, не стесняясь: какого чёрта ты просто взял и вот так ушёл, Алукард? Ты что думаешь, я вечно буду сидеть и ждать, пока ты соизволишь явиться?

Тени становились всё длиннее, в особняке не менялось ничего. Когда загорелась первая звезда, за дверью кабинета послышались знакомые шаги. Интегра вскинула голову, прислушалась. В дверь дробно постучали и, не дожидаясь разрешения, распахнули.

— Сэр Интегра! — выкрикнула запыхавшаяся Серас. — Срочное сообщение, вампир… вампир на юго-западе Англии, в Клифтоне, Бристоль! Похоже, этот — истинный: около тридцати упырей, две дракулины, предположительно есть живые заложники среди местного населения.

— Наконец-то, — мрачно кивнула Интегра, поднимаясь. — Дождались и их.

— Машины и вертолёт уже приготовили, — Серас махнула рукой в сторону одного из восстановленных полигонов, — но я могу долететь и так, даже быстрее получится. И, сэр Интегра…

— Да, Серас?

— Лучше будет, — она замялась, — лучше, если я отправлюсь одна. Он довольно силён, а у новобранцев нет опыта.

— Нет. Нет, Серас. Во-первых, эти люди должны уметь выполнять свою работу без того, чтобы их страховало сверхъестественное существо, которое… которое в любой момент может пропасть, которое тоже смертно, а во-вторых…

— Сэр Интегра?..

— А во-вторых, ты тоже не летишь. Отправится Уолтер… и я. В вертолёте с… с одним пилотом. А ты останешься охранять поместье. — Интегра через силу улыбнулась, заставив себя вспомнить, как это вообще делается. — Ладно, Серас?

Та помолчала и вдруг привстала на цыпочки и положила голову Интегре на плечо, ткнулась макушкой в шею — щекотная тяжесть с запахом простого шампуня и свежевыстиранного хлопка. А ведь она же тоскует ничуть не меньше…

— Буду ждать вас, сэр Интегра.

***

Бристоль был не так уж и далеко — и всё же казался кусочком совсем другого мира, мира, который не вспороли осколки войны. Конечно, отголоски докатились и сюда — не бродили по улицам толпы туристов, в городе и пригородах был введён комендантский час, а теперь ещё и район, где предположительно находилось логово вампира, оцепили, поставили полицейские кордоны на дорогах, часть жителей эвакуировали, сперва попросив каждого сделать глоток освящённой воды — под видом лекарства от биологического оружия. И всё же воздух был по-особенному тёплым, ночное небо выглядело чуть иначе, чем над Лондоном: звёзды казались ярче, ближе и как-то… ласковее.

Под утро Интегра не выдержала — задремала в отведённой ей палатке, скорчившись на стуле над столом, заваленным рапортами и донесениями, чуть не уткнувшись лицом в клавиатуру перед потухшим монитором. Наверное, надо было взять с собой больше людей, взять Серас — кому нужно сейчас бессмысленное показушное геройство, кого волнует дежурное «Организация «Хеллсинг» берёт дело под свой контроль» от слишком молодой, но уже успевшей лишиться глаза женщины.

Портативный передатчик, который взял с собой Уолтер, замолчал после первого и единственного сообщения, чуть больше двух часов назад.

В последние минуты коварного часа, часа перед рассветом, Интегра очнулась, будто кто-то толкнул в бок. Выхватила пистолет, оглядела палатку от пола до потолка, выглянула на улицу: охрана на месте, вроде бы всё в порядке. И тут снова кольнуло, ясно, отчётливо — Уолтер до сих пор не вернулся. Неужели… неужели и не вернётся?

Интегра вздохнула, опустила руку с пистолетом, поднесла ладонь к запотевшему лбу и поморщилась, наткнувшись на повязку. Она к ней привыкла, как привыкла к изменившемуся углу обзора, необходимости вертеть головой, чтобы осмотреть то, что раньше спокойно видела двумя глазами, но порой, в такие минуты сразу после пробуждения, она пугалась, не узнавала своего лица наощупь.

Облака на востоке посветлели, граница неба и земли проржавела — тусклый, неприятный, охряной цвет. Но день, наверное, будет тёплым и ясным. Уолтер далеко не уйдёт под солнцем, значит, если послать за ним Серас…

Интегра стиснула зубы. Хватит глупостей. Она пошарила в кармане, вытащила серебряный портсигар — подарок от сэра Айлендса. Тот раньше молчаливо не одобрял её курения, а на последнее Рождество, надо же, подарил. Будто окончательно припечатал: ты совсем выросла, дочь моего старого друга. Зажигалка была её собственная, очень старая, коллекционная «Zippo» и последние пару лет барахлила, несмотря на многочисленные ремонты. Вот и сейчас огонёк потух, не успела Интегра донести его до кончика сигариллы. Она щёлкнула зажигалкой ещё пару раз, бездумно, просто слушая звук, а потом заплакала — вернее, ощутила, как слеза сама катится по щеке.

— Ваш платок, сэр Интегра.

Она сморгнула слезу, повернулась и взяла платок — безупречно белый, с монограммой Хеллсингов.

— Спасибо, Уолтер. — Она помедлила. — У тебя есть зажигалка?

Зажигалка, само собой, была — самая обычная, дешёвая, пластиковая, словно наспех купленная или где-то подобранная. Когда хочется курить, не думаешь о том, чтобы выдерживать стиль, не беспокоишься, что дома — полдесятка отличных зажигалок.

— Докладывай, — кивнула Интегра, выдыхая дым.

— Зачистка произведена. Один вампир, возраст предположительно около двухсот лет. Три дракулины, сорок два упыря.

— Хорошо сделано, Уолтер.

— Не надо, сэр Интегра. Я же не Алукард. Знаете, что он успел закричать мне перед смертью?

Интегра против воли вздрогнула:

— О ком ты сейчас?

Уолтер усмехнулся, достал из жилетного кармана пачку сигарет и принялся вертёть её в руках, добиваясь, чтобы плёнка зеркально переливалась на свету.

— Этот вампир. Он провозгласил себя Дракулой — как вам, сэр Интегра? Сошёл с ума. Чокнулся.

— Чего-то в этом роде и следовало ожидать. Думаю, мы ещё не раз с таким столкнёмся.

— Пожалуй. Вас это беспокоит?

Интегра пожала плечами.

— Это наша работа, верно, Уолтер?

— Верно.

Они замолчали. Интегра думала, что надо сообщить о зачистке, уладить бумажные формальности, успокоить людей — а для этого надо выйти, улыбаясь, по-мужски зажав сигариллу в уголке рта, излучая спокойствие и уверенность. Отправить Уолтера в вертолёт, скоро же восход… Она понимала, что минуты идут, но не могла заставить себя сделать всего несколько шагов.

— Сэр Интегра?

— Да?

Уолтер протянул ей прикрытую ладонью — от сквозняка — зажигалку, подождал, пока Интегра прикурит новую сигариллу.

— Я хочу перед вами извиниться.

— За что, Уолтер? — спокойно спросила она.

— За опоздание. Я покончил с вампиром и отправился посмотреть на город.

Интегра слабо усмехнулась:

— Думал, стоит ли вообще возвращаться?

— Просто вспоминал, как выглядит обыкновенная жизнь.

— Ясно. Пожалуйста, впредь сообщай, где находишься.

Он вдруг улыбнулся незнакомой улыбкой — детской, мечтательной, не вяжущейся с вытянутым бледным лицом, которому гораздо больше шла маска холодной ярости. Интегра тоже улыбнулась, опустила голову, привычно закрываясь завесой длинных волос от знакомо-незнакомого лица.

— Договорились, сэр Интегра. И… ещё кое-что.

— Уолтер?

— Мне жаль… последние месяцы и то, что произошло до этого… мне жаль, если я расстроил вас, сэр Интегра. Действительно жаль. Я не этого хотел.

— Всё в порядке, Уолтер. — Она замолчала, не зная, как объяснить тягучую пустоту, отражение которой она увидела в тот день в полузаброшенной мансарде. — Просто...

Уолтер бросил на неё проницательный взгляд, который Интегра хорошо знала, но считала давно забытым, запертым на чердаке памяти вместе с тем кусочком детства, в котором остались жалобы случайно напуганных Алукардом горничных, недоеденная варёная капуста в тарелке, следы от грязных туфель на подлокотниках библиотечного кресла… Взгляд «я вижу, понимаю, но пока не вмешиваюсь».

— Алукард вернётся. Мы все это знаем.

Интегра долго думала, что на это ответить, и вдруг вырвалось совсем детское, искреннее:

— Ты тоже тоскуешь по нему, Уолтер?

Он беспомощно улыбнулся:

— Вряд ли он будет мне рад, сэр Интегра…

— Да или нет, Уолтер?

— Да.

Она выдохнула последнее облачко дыма, опустила плечи и вдруг в полной мере ощутила, как же устала, вымоталась от одинокого ожидания, от ощущения бесконечной готовности к ещё не произошедшему, как хочется есть, принять горячую ванну, спать, да хотя бы просто вернуться домой, увидеть Серас…

— Всё хорошо, сэр Интегра?

— Нет, — честно ответила она, — всё совсем не хорошо, Уолтер.

— Вы просто устали, сэр Интегра.

Очень осторожно он набросил ей на плечи плащ, взял под руку и повёл к выходу из палатки. Интегра даже через слои ткани ощущала, какая не по-человечески холодная его рука, как она непохожа на ту руку, что бывало поддерживала её, и как идущий рядом с ней человек ничуть не похож на её старого верного дворецкого — и в тоже время это он и есть.

Она не помнила почти ничего из того, что делала потом, и только заняв своё место в вертолёте поняла, что времени прошло не так уж и много — на горизонте только-только начала проклёвываться макушка солнца. Может, как-нибудь стоит просто так съездить сюда — прогуляться по улицам, посмотреть на игру солнечных зайчиков в неразбитых окнах целых и невредимых домов?

— Тебе не помешает, Уолтер? — механически спросила она и больше ощутила, чем увидела, как он покачал головой.

— Отдохните, сэр Интегра. Скоро мы будем дома.

— Да, — согласилась она. — Дома.

Почему-то она решила, что Уолтер должен заснуть, когда взойдёт солнце, но он бодрствовал. Он бодрствовал, а Интегра положила голову ему на плечо и дремала, убаюканная полутревожным-полуностальгическим чувством, какое появляется, когда взрослым возвращаешься в дом, который покинул много лет назад ребёнком.

Много чего ещё надо было сделать, много о чём побеспокоиться, но сейчас — Интегра спала.

@темы: Серас, Интегра, Уолтер, Фест «Летние каникулы»

---

Фест «Летние каникулы»

[Rendomski]

Уважаемые авторы и художники, ждём ваших работ до завтрашнего вечера.
Напоминаем, что работы следует присылать до 15 июля включительно, с 16 июля — начало выкладки работ.
Если вы по каким-то причинам не успеваете к указанному сроку, пожалуйста, не стесняйтесь предупредить организаторов .

Правила и расписание феста

Дорогие софэндомцы, художники и авторы!
Приглашаем вас принять участие в фесте «Летние каникулы»!

Фест проводится в два одновременных этапа, условно первый и второй.
На первый этап художники рисуют арт, авторы выбирают картинку и пишут по ней фик.
На второй этап авторы предлагают саммари фиков, художники выбирают, какой фик будут иллюстрировать, дальше автор в паре с артером работают вместе.
Запись участников на фест проводится с 3 по 10 мая.

Первый этап:
Каждый художник предлагает минимум два арта на выбор – и каждому пишется минимум по одному фику, максимум – как повезёт . Желательно, чтобы арты были посвящены разным персонажам или пейрингам.
Для авторов минимальный объём фика – 3 000 знаков, максимальный – не ограничен.
Расписание работ:
11-29 мая - художники рисуют арт и присылают организаторам.
30 мая - 1 июня – в открытой только авторам теме авторы делят арт.
2 июня – 15 июля – авторы пишут фики и присылают организаторам.
С 16 июля – выкладка артов и фиков.

Второй этап:
Каждый автор предлагает минимум по два саммари на выбор. Каждому автору – по иллюстратору минимум на один фик! Желательно, чтобы предлагаемые фики были посвящены разным персонажам или пейрингам.
Минимальный объём фика – 3 000 знаков, минимальное количество иллюстраций – одна штука.
Расписание работ:
11-14 мая - авторы пишут саммари и присылают организаторам;
15 мая - 17 мая - в открытой только художникам теме художники делят саммари;
18 мая - 26 июня - авторы пишут фики по отобранным саммари и присылают организаторам;
27 июня - 16 июля - художники иллюстрируют фики и присылают иллюстрации организаторам.
С 16 июля – выкладка артов и фиков.

Образец заявки на участие:

1. Ваш ник и предпочтительный способ связи: e-mail (указать) или u-mail (для зарегистрированных на diary.ru пользователей);
2. В качестве кого вы готовы участвовать (автор или художник) и ссылка на ваши работы (если есть);
3. Укажите, готовы ли вы при необходимости выполнить больше одной заявки.

Пейринги и жанры не ограничены. Можно рисовать и писать гет, джен, слэш, фемслэш, мультипейринг и проч.; учитывая специфику нашего фэндома, допустимо заказывать педофилию, зоофилию, некрофилию и т. п., но рейтингом не выше R.

Работы, участвующие в фесте, не должны ранее выкладываться в архивах, дневниках и на форумах. На время проведения фикатона не допускается публикация работ на каких-либо других ресурсах кроме сообщества «Hellsing Fest». Если вы хотите сообщить друзьям о своей работе, просто дайте на неё ссылку после того, как она будет опубликована в сообществе.

Максимально допустимый рейтинг работ на фесте— NC-17.

Администрация оставляет за собой право не допустить до участия в фикатоне авторов откровенно трэшевых, глумливых и издевательских заявок.
Убедительная просьба здраво оценивать возможности и желания потенциальных исполнителей, а также не просить технически невыполнимого и не увлекаться исключительно экзотическими пейрингами и так называемыми «кинковыми» ситуациями (например, исполнителей высокорейтинговой заявки (в виде арта или саммари) «darkУолтер/авианосец/Рип ван Винкль, изнасилование» может и не найтись).
Присылайте ваши заявки на участие на u-mail  Rendomski или по адресу [email protected] с пометкой «Фест».

Наш баннер:

<div align="center"><a href="http://hell-fest.diary.ru/p175964992.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/5/3/7/7/53774/74593476.gif"></a> </div>

запись создана: 03.05.2012 в 11:28

@темы: Фест «Летние каникулы»

---

Мультифандомная Битва 2

[-Шинигами-]

Пользуясь случаем и разрешением администрации, сделаю небольшое объявление)

Дамы, господа, товарищи и просто все фанаты Хеллсинга! Возможно, кто-то из вас в курсе, наблюдал со стороны, а то и участвовал в Мультифандомной Битве в 2011 году.
В 2012 мероприятие будет проведено снова, ориентировочно начнется в мае, а значит, еще больше движухи-веселухи и прочих ништяков будет обеспечено. Как косвенно поучаствовавший в проекте в прошлом году человек, могу подтвердить: да, да, это совершенно прекрасная затея, приносящая помимо дедлайнов и страдачек ни с чем не сравнимое удовольствие)

Вы пишете фанфики? Рисуете арты? Переводите с английского/японского/немецкого? Делаете аватары? Программируете на любом языке? Вышиваете крестиком? Присоединяйтесь! Хеллсингу есть что показать, вот уж в чем я совершенно не сомневаюсь)

Отмечаться, задавать вопросы, флудить и радоваться - в комментариях. Оракул будет на связи и всячески будет отвечать на вопросы и радоваться вместе с вами)

UPD. А еще у нас теперь есть баннеры

<a href="http://www.diary.ru/~hell-fest/p175142192.htm">[IMG]http://storage7.static.itmages.ru/i/12/0412/h_1334251006_6013246_15e091dc59.png[/IMG]</a>

И еще)

<a href="http://www.diary.ru/~hell-fest/p175142192.htm">[IMG]http://storage6.static.itmages.ru/i/12/0412/h_1334250998_9565412_270f51d2fc.jpeg[/IMG]</a>

<a href="http://www.diary.ru/~hell-fest/p175142192.htmhttp://www.diary.ru/~hell-fest/p175142192.htm">[IMG]http://storage8.static.itmages.ru/i/12/0412/h_1334251017_1521743_5fb9036ce5.png[/IMG]</a>

<a href="http://www.diary.ru/~hell-fest/p175142192.htm">[IMG]http://static.diary.ru/userdir/7/5/4/8/754849/74352038.png[/IMG]</a>

запись создана: 11.04.2012 в 11:24

@темы: Реклама

---

Раунд 09

[Hellsing Fest]

Все не вошедшие в круг заявки можно найти в свободном туре
Допустимое количество слов в исполнении: от 70 до 4000. В случае, если ваше исполнение превышает 4000 слов, помечайте его перед текстом как "Внелимит".
Не забывайте указывать количество слов перед текстом!
Если понравившуюся вам заявку уже кто-то исполнил, вы всё равно можете написать свою версию. Выполнять можно сколько угодно раз. Это не возбраняется, а некоторыми заказчиками даже приветствуется.
Раунд будет считаться закрытым, когда будет выполнено 14 заявок
Напоминаем значения меток:
H! - юмор или стёб.
NH! - юмор и стёб неприемлемы.
Y! - нетрадиционная сексуальная ориентация.
NY! - нетрадиционная ориентация неприемлема.

Выполненные заявки
(8 из 21)

9-01. Артур | Хью. В молодости. "Ты такой бабник, что будь я женщиной, ты бы и на меня глаз положил!"
09-04. Пип | Серас | нмп. Некоторое время спустя после 95 главы. У Серас появляется новый поклонник. Реакция Бернадотте.
09-07. Люк | Рип. «Косички тебе шли куда больше».
09-08. Алукард | Интегра. Разговор. "Какую смерть ты бы предпочла?" Не ангст.
09-11. 20-летний Уолтер | OFC. Роман дворецкого с вампиршей. "Ты ведь должен убить меня, не забыл?"
09-15. Алукард | Уолтер | юная Интегра. "Не ожидал, что Хеллсинги бывают такими маленькими?"
09-17. Пип | Серас. Серас научилась превращаться в юношу. Реакция ничего не подозревающего Бернадотте. "Эй, ты, белобрысый!"
09-20. Серас | Шрёдингер. "А не мал ли ты для этого?" - "По людским меркам я для этого стар". - NEW!

Невыполненные заявки
(13 из 21)

09-02. Юный Уолтер | Гёрликард. "— Странные у тебя нити. Режут, вместо того, чтобы сшивать", "— Ну, так я и не портной".
09-03. Виктория. Обретение своего собственного звериного воплощения. Но не гончей, как у Алукарда.
09-05. Максвелл | Интегра. "Ненависть лучше любви хотя бы потому, что она чаще бывает взаимной".
09-06. Алукард | Серас | Пип. Пип становится вампиром и пристаёт с расспросами к Виктории и Алукарду.
09-09. Док | Шрёдингер. Злость, подозрения и вечные ревнивые придирки со стороны Дока. "Я не могу тебя контролировать, а значит не могу тебе доверять!"
09-10. Алукард | Интегра | её 17-летняя дочь. Влюблённость и одновременно злость на Алукарда за то, что не воспринимает девушку всерьёз. Ревность к собственной матери.
09-12. Уолтер | Интегра в 10 лет. Впервые увидеть смерть человека от руки Уолтера. Испытать странное восхищение, смешанное со страхом.
09-13. Алукард | Серас. Впервые попробовать кровь хозяина, но отказаться от свободы.
09-14. Алукард | Интегра. На какое-то время Интегра полностью слепнет.
09-16. Интегра | Серас | Алукард. Чтобы спасти раненную Интегру, Виктория делает её вампиром. Вот только Интегра этому не рада, а Алукард - тем более.
09-18. Интегра | Максвелл | Майор. Случайная встреча в карточном клубе. Игра в покер. Едкие комментарии, ядовитые подколки в адрес друг друга. POV кого-то из участников.
09-19. Альхамбра | Люк. «Мы не должны бояться смерти. Теперь». NH!
09-21. Алукард | Интегра. На спор с вампиром Интегра целый день проводит под его ментальным контролем, не имея возможности самостоятельно двигаться, но наблюдая со стороны.

запись создана: 08.12.2011 в 22:32

@темы: Раунд 09