В больницы погано даже заходить – по опыту знаю. А каково тут валяться – еще яснее. Три незабываемых дня под нескончаемый кашель и натужный хрип каких-то помирающих на соседней койке. На четвертый не выдержал – нервы сдали. Натянул рубашку поверх повязки, под повязкой – дырка в печени, чудом заштопанная. Бледный, шатающийся, как смерть с косой, рыжей, но предпочел свалить к своим. Три дня на сердобольно заваренных боевыми товарищами дошираках и под неумолкающий стон каких-то шлюх из-за тонкой стенки – и все, как новенький, бегал через неделю на своих двоих, даром что чуть не сдох. Это потому что вокруг была жизнь – такая вот громкая, взращенная на дошираках, презервативах и орущих из приемника Black Sabbath. В больнице же витает смерть. Даже если лежишь с гриппом, то думаешь: «Вот и все, сейчас отброшу коньки». Тяжко, мерзко и давит. Даже здесь, при натертых полах, цветах и медсестричках словно из Плэйбоя. Запах лекарств не вытравить и не убрать богатых согнутых под весом своих колечек старушенций, загибающихся от пулевых ранений олигархов и еще какой-то высокопоставленной швали. Ей-богу, леди Хеллсинг здесь такое же место, как мне на сцене Ковент-Гардена на пуантах. Или они там оперу поют? Да какая к черту… Зато здесь чистое белье и спокойно. Играет приятная музычка, которая все равно кажется похоронным маршем. А я вот так и думал, что лучше бы ее устроили в особняке и таскали бы дела на столике между яичницей и стаканом с молоком. Не издеваюсь я над больными, не издеваюсь. Издеваются те, кто реально считают, что такой человек сможет валяться часами в постели и ничего не делать. Хотя я, наверное, малек ошибся. Да, леди Хеллсинг, ну и угораздило же вас… Пуля прошла на три сантиметра ниже сердца, легкое продырявлено, хотя крови, говорят, совсем не было. Не окажись рядом девчушки, мои тупики и не сообразили бы, что начальница отошла к стеночке не просто так. Это потом они почуяли такой до боли знакомый запах паленых потрохов, а еще поняли, что шеф загибается и уже в отключке. Повезло, что была Виктория, очень повезло. Когда дело доходит до хозяев – ей-богу, я не шучу, она готова по горячим углям бегать. Вот она и побежала. Врачи чуть не убили ее – кто же таскает тяжелобольных на закорках? Зато спурт занял ровно шесть с половиной минут – ни одна скорая не доехала бы быстрее. Помощь оказали уже на месте, а потом леди отправили в нормальную больницу. Нормальную – это с точки зрения господина Уолтера. Ненормальный цвет лица. Синюшно-серый, я такого никогда раньше не видел. Это потому что начальница наша мулатка, лицо у нее именно так выцвело. И скулы кожу вот-вот порвут. И на руки смотреть больно – не скажешь, что она десять из десяти в тире с такими веточками выбивает. И трубочки эти, и проводочки, и… - Неважно выглядите, - зато кругом пищит, жужжит и стрекочет, чавкает гофрированной резиной какая-то аппаратура и прыгают какие-то стрелочки. Букет засушенных изящных цветов, как в ресторанах, мебель бело-розового оттенка, ваза с виноградом и манго… мда, мой пакет с апельсинами и соком смотрится как-то неуместно. Ну, хотелось сделать приятно. Меня всегда поражал размер ее глаз. Без очков так и вовсе огромные, но никакой мягкости – видал я тех очкариков без окуляров, милейшие люди. А вот леди Хеллсинг все такая же. Только щурится смешно. Однако улыбается. Не поднимаясь с подушки. А глаза еще больше, чем раньше. И синие-синие, огромные-огромные, кошачьи-кошачьи. Кажется, ей нравится, что я не вру преувеличенно-бодро о ее внешнем виде. Краше в гроб кладут, честное слово. - Не ожидала, что ко мне придут гости, - усмехнулась она уголком губы. Получилось натужно, вся кожа собралась в одну складочку и натянулась. Чертовски жаль этих больных людей, но такую поди пожалей. - Еще будут, - заверил я, - просто сейчас день, а ночью к вам не пускают, но Виктория уже вознамерилась к вам пробраться. Я так понял, что тоже с апельсинами, - тупая шутка, но она улыбается. Нехорошо так. Безысходно как-то. - Отчего не пришел Уолтер? - Он ищет того, кто в вас стрелял. Сказал, что чем таскать вам соки и докучать, лучше сделает такой подарок. Поклялся, что не убьет, пока не покажет вам живого и трясущегося, - старикан сказал пожестче, в частности там фигурировали отбитые яйца и отрезанные пальцы, но при леди как-то и не скажешь. – Парней я не привел, понятное дело, но за вас все беспокоятся, - еще бы! Кто же зарплату перечислять будет? - А вам какой резон был сюда идти? – спросила она невесело. Мда, мне явно не дадут премию за то, что я посмотрел на леди Хеллсинг в столь унылом состоянии. - Выразить почтение, - тупой повод. Но сказать, что мне как-то по-человечески жалко стало подстреленного человека, при такой дамочке будет не слишком-то хорошо. Она удавится на капельнице, если ее кто-то пожалеет вслух. - Понятно все с тобой, - чует, что вру, но причин не понимает. И слава Богу. – Апельсины? – тоскливо проговорила леди Хеллсинг. - Не любите? – насторожился я. - Терпеть не могу, - скривилась Интегра жалобно, - у меня аллергия. Но все равно спасибо, - неловко получилось как-то… - Есть покурить? – неожиданно хрипло спросила леди Хеллсинг. Знаю я такой голос. Как-то раз Фредди пытался бросить, терпел аж три дня, просил, чтобы мы его по рукам в случае чего, можно даже с ноги в зубы. Так мы попытались. Через три дня в одиночку раскидал четверых парней на преграде к табаку и закурил. Не всерьез все это было, конечно, но наш брат вообще не понимает, каково это без курева. На курево можно в некоторых странах бабу купить, что уж там говорить про «нервы успокоить». - Вам же нельзя, – ну, судя по взгляду, мне тоже нельзя говорить такую чушь. - Я вряд ли успею сдохнуть от рака легких, - хрипло и дергано смеется она. Издевается над собой. Мало хорошего, но все лучше, чем себя жалеть. - Смотрите, чтобы у вас ничего не замкнуло, - протягиваю ей сразу пачку. - Наплевать, - бубнит она уже с сигаретой в зубах, - дай еще зажигалку, - воля ваша, только деньги потом за нее верните. Курящий больной человек выглядит как ходячая антиреклама. Леди Хеллсинг вообще-то недурна собой – это факт, даже моему глазу это понятно. Но сейчас она больше похожа на мумию. Неужели пара дней может так изуродовать человека? Я хорошо знаю, что будет, если попасть в сердце – ничего хорошего. Но мне еще не доводилось видеть переживших подобное. Бр. - Не переживайте, вернетесь скоро в строй, - лучше бы у меня в голосе не было утешения. – Хотя я до сих пор не понимаю, чего вы туда поперлись, - серьезно. Зачем кому-то платить за то, чтобы в его задницу стреляли, а после этого самой переться и подставляться? Она молчит очень долго, очень. Сигарета успевает докуриться до самого начавшего чадить фильтра, зажигается от окурка вторая, снова затяжка. Леди Хеллсинг затягивается глубоко, что называется, «до самых пяток». Я жду. Куда мне торопиться, в самом-то деле? До заката еще полно времени. Я успеваю хорошенько подумать и понять, что у меня ненормальная начальница. Двинутая на теме справедливости, слишком молодая идеалистка. Возможно, не раз и не два думала о собственной смерти и плакала втихомолку о том, как все ее будут жалеть, а потом раз за разом приходила суровая действительность и отвешивала болезненного пинка. В итоге она не примет ничьей помощи и никому не поверит. Потому и шляется где ни попадя, думая, что наемники продают патроны с серебром, вместо того чтобы оставлять их в телах нежити. - Что это за командир, если он сидит за спинами подчиненных? – спокойно произносит она. – Я на то и сэр, чтобы защищать кого-то самолично, - ну да, хорошее объяснение. Наверное. Хотя мне видится совсем иное. И хочется крепенько так стукнуть по макушке эту девчонку – даром, что она младше меня на каких-то пять лет. Мне редко попадается такой сорт людей – настолько разочарованных в жизни и окружающих людях, что сами нарываются на пулю и неприятности. Вправил бы ей кто мозги, чтобы эта барби с автоматом перестала отращивать себе яйца. Все равно ведь не отрастут. Наверное, это хороший момент. Она рядом, я понимаю, что происходит в этой голове на самом деле. Мне надо убедить ее в том, что жизнь шикарна и прекрасна, хотя я сам прекрасно знаю, что все, в общем-то, дерьмово, за исключением пары моментов и пары людей, ради который в этом дерьме стоит плавать. Надо взять ее за хладную руку и наговорить чего-то приятного и разглядеть за маской болезни прекрасную девушку, которой она является обычно. А потом наклониться и поцеловать. Вот только один момент – мне за это не платили. И леди Хеллсинг далеко не тот человек, ради которого я плаваю в дерьме. Мне просто ее жаль. Хочется погладить по головке и дать леденец. Если бы мне его еще в задницу не затолкали, то… - Не печальтесь, шеф, - я встаю с места, - скоро встанете и уйдете на своих двоих. И сигареты спрячьте получше, - в огромных глазах неверие. Ну да, ну да. Я шутливо салютую и ухожу. Ну конечно – она не верит людям, она слишком долго жила с вампирами. И потому ее чертовски жаль, что барахтаться в этой тьме с многоножками ей еще долго предстоит. И что-то мне кажется, что имеет смысл заглянуть к одному пахану в подземелье и тоненько намекнуть, чтобы он наведался в эту больничку и встряхнул нашу дамочку за плечи и дал ей пару оплеух. Так показательно умирать на кушетке даже пошло. В конце концов, чем чаще она подставляется под пули, тем больше шанс, что я и парни ничего не поимеем с этой работы. Так что пусть Снежная Королева оттаивает. Ведь так?
"На каждого Человека-паука найдётся свой Человек-тапок" (с)
Я тоже не заказчик, но мне интересно было посмотреть на исполнение именно этой заявки. Потому что очень редкая пара заявлена. И исполнение вышло действительно хорошее) Автор молодец)
Это заказчик, и у него даже слов нет от восхищения. *пытается собраться в кучку и силой воли вернуть глаза от вот такого вида к нормальному состоянию.* Спасибо вам огромное, уважаемый автор. Это было отлично. А я пополз распечатывать и лелеять на груди.
Неожиданная пара и очень удачное исполнение)) Я поражена *__* Автор, скажите, а вы не могли бы открыться мне на u-mail? Просто очень хочется знать, кто же написал такую нестандартную и вместе с тем красивую вещь)
569 слов. Автор №1, ваш фик отличный, извините за мою версию. Заказчик, тоже простите, мне просто другая ситуация привиделась.
- Все курите, капитан? – риторический вопрос. Бернадотте только пожимает плечами. Что отвечать на подобные вопросы он даже не хочет сейчас думать. «Да, мэм», - глупо, дополнительная констатация факта и не требуется, клубы сигаретного дыма и так видны в свете фонаря на крыльце. «А тебе какое дело, хозяйка?» - грубо и бессмысленно. «Виноват, исправлюсь», - если бы это могло хоть что-то изменить, Пип бы, не задумываясь, бросил, лишь бы отмотать последние сутки назад. А так… Тем троим, что погибли на последнем задании, ни он, ни она, ни сам Господь Бог помочь уже не сможет. Так что же еще остается делать их командиру, кроме как стоять ночь напролет на крыльце особняка и курить в бессильной уже злости на так бессмысленно и безжалостно сложившиеся обстоятельства? И искать виноватых тоже бесполезно. Только легче от таких самоутешений не становится. - Завтра с утра похороны, - в воздух произносит Интегра. – Я распорядилась, чтобы их семьям назначили пенсии из фондов организации. Щелчок зажигалки и длинный протяжный вдох за спиной. Не ушла, тоже осталась покурить. - Спасибо, - после недолгой паузы безразлично откликается Бернадотте. - Необходимо набрать новых людей на замену. От этой холодной фразы Пип вскипает, до хруста стискивая челюсти и практически перекусывая бумажный фильтр. Набрать! Новых! Да что бы она понимала, стерва белобрысая! Очень просто! Одни пешки выбыли – надо их заменить свежими. Она, наверняка, и имена-то их не запомнила из рапорта. А вот он помнит и прекрасно. И не только имена. Худенький тихоня Джонни, чем-то похожий на известного актера Киану Ривза, и прозванный как герой одноименного фильма – Джонни-мнемоник. Отличный связист, уже два года мотавшийся с ротой по всему белому свету. Здоровяк Ник, весельчак и сорвиголова – один раз спас целый взвод, успев выкинуть залетевшую в укрытие гранату буквально за секунду до взрыва. Смуглый и шумный итальянец Пьетро, ветеран команды – с самого начала был с Бернадотте и они даже пару раз намяли друг другу бока, выясняя, кому командовать. Для нее – это всего лишь строчки в досье и цифры в финансовых отчетах, а для него – люди, с которыми он успел повидать такое, чего никому не пожелаешь, порадоваться и погоревать. И теперь она так спокойно говорит о «замене»?! Командир «Диких Гусей» разворачивается, чтобы высказать ей все это в лицо, и наталкивается на устало-измученный взгляд синих глаз. Сейчас Интегра меньше всего похожа на Железную Леди Хеллсинг. Обычная расстроенная и подавленная молодая женщина: уголки губ горько опущены, плечи ссутулены, пальцы еле заметно подрагивают от прохладного осеннего ветра. Раздражение и злость медленно утихают. Зато он вспоминает, что именно ей пришлось добивать своих же солдат, незадолго до того, как нанять его роту. Спорить и ругаться уже не хочется. Пип отбрасывает в урну догоревшую до фильтра сигарету и лезет за новой. Пачка пуста. Пошарив по карманам, он раздосадованно сминает в руке картонку. - Сигаретой не угостите, мэм? – Бернадотте пытается ухмыльнуться, но гримаса выходит скорее жалкой. - Не боитесь вреда здоровью? – Хеллсинг так же вымученно улыбается и протягивает раскрытый портсигар. - Не больше вашего, - соревнование по натянутым и неискренним усмешкам выигрывает все-таки, кажется, он. – К тому же с такой работой я вряд ли успею сдохнуть от рака легких. Снова повисает неловкая пауза. К чему оспаривать очевидное? Сегодня, завтра или через год… однажды какой-нибудь проворный вампир или упырь не промахнется. Наемники редко умирают от старости в своих кроватях. Они оба это прекрасно понимают. Пип снова пожимает плечами в ответ на несказанный вслух вопрос и отворачивается, чтобы уйти в казарму. - Капитан, - тихий голос настигает уже почти у дверей, - они были… и моими людьми.
В больницы погано даже заходить – по опыту знаю. А каково тут валяться – еще яснее. Три незабываемых дня под нескончаемый кашель и натужный хрип каких-то помирающих на соседней койке. На четвертый не выдержал – нервы сдали. Натянул рубашку поверх повязки, под повязкой – дырка в печени, чудом заштопанная. Бледный, шатающийся, как смерть с косой, рыжей, но предпочел свалить к своим. Три дня на сердобольно заваренных боевыми товарищами дошираках и под неумолкающий стон каких-то шлюх из-за тонкой стенки – и все, как новенький, бегал через неделю на своих двоих, даром что чуть не сдох. Это потому что вокруг была жизнь – такая вот громкая, взращенная на дошираках, презервативах и орущих из приемника Black Sabbath.
В больнице же витает смерть. Даже если лежишь с гриппом, то думаешь: «Вот и все, сейчас отброшу коньки». Тяжко, мерзко и давит. Даже здесь, при натертых полах, цветах и медсестричках словно из Плэйбоя. Запах лекарств не вытравить и не убрать богатых согнутых под весом своих колечек старушенций, загибающихся от пулевых ранений олигархов и еще какой-то высокопоставленной швали. Ей-богу, леди Хеллсинг здесь такое же место, как мне на сцене Ковент-Гардена на пуантах. Или они там оперу поют? Да какая к черту…
Зато здесь чистое белье и спокойно. Играет приятная музычка, которая все равно кажется похоронным маршем. А я вот так и думал, что лучше бы ее устроили в особняке и таскали бы дела на столике между яичницей и стаканом с молоком. Не издеваюсь я над больными, не издеваюсь. Издеваются те, кто реально считают, что такой человек сможет валяться часами в постели и ничего не делать.
Хотя я, наверное, малек ошибся. Да, леди Хеллсинг, ну и угораздило же вас…
Пуля прошла на три сантиметра ниже сердца, легкое продырявлено, хотя крови, говорят, совсем не было. Не окажись рядом девчушки, мои тупики и не сообразили бы, что начальница отошла к стеночке не просто так. Это потом они почуяли такой до боли знакомый запах паленых потрохов, а еще поняли, что шеф загибается и уже в отключке. Повезло, что была Виктория, очень повезло. Когда дело доходит до хозяев – ей-богу, я не шучу, она готова по горячим углям бегать. Вот она и побежала. Врачи чуть не убили ее – кто же таскает тяжелобольных на закорках? Зато спурт занял ровно шесть с половиной минут – ни одна скорая не доехала бы быстрее. Помощь оказали уже на месте, а потом леди отправили в нормальную больницу. Нормальную – это с точки зрения господина Уолтера.
Ненормальный цвет лица. Синюшно-серый, я такого никогда раньше не видел. Это потому что начальница наша мулатка, лицо у нее именно так выцвело. И скулы кожу вот-вот порвут. И на руки смотреть больно – не скажешь, что она десять из десяти в тире с такими веточками выбивает. И трубочки эти, и проводочки, и…
- Неважно выглядите, - зато кругом пищит, жужжит и стрекочет, чавкает гофрированной резиной какая-то аппаратура и прыгают какие-то стрелочки.
Букет засушенных изящных цветов, как в ресторанах, мебель бело-розового оттенка, ваза с виноградом и манго… мда, мой пакет с апельсинами и соком смотрится как-то неуместно. Ну, хотелось сделать приятно.
Меня всегда поражал размер ее глаз. Без очков так и вовсе огромные, но никакой мягкости – видал я тех очкариков без окуляров, милейшие люди. А вот леди Хеллсинг все такая же. Только щурится смешно. Однако улыбается. Не поднимаясь с подушки. А глаза еще больше, чем раньше. И синие-синие, огромные-огромные, кошачьи-кошачьи. Кажется, ей нравится, что я не вру преувеличенно-бодро о ее внешнем виде. Краше в гроб кладут, честное слово.
- Не ожидала, что ко мне придут гости, - усмехнулась она уголком губы. Получилось натужно, вся кожа собралась в одну складочку и натянулась. Чертовски жаль этих больных людей, но такую поди пожалей.
- Еще будут, - заверил я, - просто сейчас день, а ночью к вам не пускают, но Виктория уже вознамерилась к вам пробраться. Я так понял, что тоже с апельсинами, - тупая шутка, но она улыбается. Нехорошо так. Безысходно как-то.
- Отчего не пришел Уолтер?
- Он ищет того, кто в вас стрелял. Сказал, что чем таскать вам соки и докучать, лучше сделает такой подарок. Поклялся, что не убьет, пока не покажет вам живого и трясущегося, - старикан сказал пожестче, в частности там фигурировали отбитые яйца и отрезанные пальцы, но при леди как-то и не скажешь. – Парней я не привел, понятное дело, но за вас все беспокоятся, - еще бы! Кто же зарплату перечислять будет?
- А вам какой резон был сюда идти? – спросила она невесело.
Мда, мне явно не дадут премию за то, что я посмотрел на леди Хеллсинг в столь унылом состоянии.
- Выразить почтение, - тупой повод. Но сказать, что мне как-то по-человечески жалко стало подстреленного человека, при такой дамочке будет не слишком-то хорошо. Она удавится на капельнице, если ее кто-то пожалеет вслух.
- Понятно все с тобой, - чует, что вру, но причин не понимает. И слава Богу. – Апельсины? – тоскливо проговорила леди Хеллсинг.
- Не любите? – насторожился я.
- Терпеть не могу, - скривилась Интегра жалобно, - у меня аллергия. Но все равно спасибо, - неловко получилось как-то… - Есть покурить? – неожиданно хрипло спросила леди Хеллсинг.
Знаю я такой голос. Как-то раз Фредди пытался бросить, терпел аж три дня, просил, чтобы мы его по рукам в случае чего, можно даже с ноги в зубы. Так мы попытались. Через три дня в одиночку раскидал четверых парней на преграде к табаку и закурил. Не всерьез все это было, конечно, но наш брат вообще не понимает, каково это без курева. На курево можно в некоторых странах бабу купить, что уж там говорить про «нервы успокоить».
- Вам же нельзя, – ну, судя по взгляду, мне тоже нельзя говорить такую чушь.
- Я вряд ли успею сдохнуть от рака легких, - хрипло и дергано смеется она. Издевается над собой. Мало хорошего, но все лучше, чем себя жалеть.
- Смотрите, чтобы у вас ничего не замкнуло, - протягиваю ей сразу пачку.
- Наплевать, - бубнит она уже с сигаретой в зубах, - дай еще зажигалку, - воля ваша, только деньги потом за нее верните.
Курящий больной человек выглядит как ходячая антиреклама. Леди Хеллсинг вообще-то недурна собой – это факт, даже моему глазу это понятно. Но сейчас она больше похожа на мумию. Неужели пара дней может так изуродовать человека? Я хорошо знаю, что будет, если попасть в сердце – ничего хорошего. Но мне еще не доводилось видеть переживших подобное. Бр.
- Не переживайте, вернетесь скоро в строй, - лучше бы у меня в голосе не было утешения. – Хотя я до сих пор не понимаю, чего вы туда поперлись, - серьезно. Зачем кому-то платить за то, чтобы в его задницу стреляли, а после этого самой переться и подставляться?
Она молчит очень долго, очень. Сигарета успевает докуриться до самого начавшего чадить фильтра, зажигается от окурка вторая, снова затяжка. Леди Хеллсинг затягивается глубоко, что называется, «до самых пяток». Я жду. Куда мне торопиться, в самом-то деле? До заката еще полно времени.
Я успеваю хорошенько подумать и понять, что у меня ненормальная начальница. Двинутая на теме справедливости, слишком молодая идеалистка. Возможно, не раз и не два думала о собственной смерти и плакала втихомолку о том, как все ее будут жалеть, а потом раз за разом приходила суровая действительность и отвешивала болезненного пинка. В итоге она не примет ничьей помощи и никому не поверит. Потому и шляется где ни попадя, думая, что наемники продают патроны с серебром, вместо того чтобы оставлять их в телах нежити.
- Что это за командир, если он сидит за спинами подчиненных? – спокойно произносит она. – Я на то и сэр, чтобы защищать кого-то самолично, - ну да, хорошее объяснение. Наверное.
Хотя мне видится совсем иное. И хочется крепенько так стукнуть по макушке эту девчонку – даром, что она младше меня на каких-то пять лет. Мне редко попадается такой сорт людей – настолько разочарованных в жизни и окружающих людях, что сами нарываются на пулю и неприятности. Вправил бы ей кто мозги, чтобы эта барби с автоматом перестала отращивать себе яйца. Все равно ведь не отрастут.
Наверное, это хороший момент. Она рядом, я понимаю, что происходит в этой голове на самом деле. Мне надо убедить ее в том, что жизнь шикарна и прекрасна, хотя я сам прекрасно знаю, что все, в общем-то, дерьмово, за исключением пары моментов и пары людей, ради который в этом дерьме стоит плавать. Надо взять ее за хладную руку и наговорить чего-то приятного и разглядеть за маской болезни прекрасную девушку, которой она является обычно. А потом наклониться и поцеловать. Вот только один момент – мне за это не платили. И леди Хеллсинг далеко не тот человек, ради которого я плаваю в дерьме. Мне просто ее жаль. Хочется погладить по головке и дать леденец. Если бы мне его еще в задницу не затолкали, то…
- Не печальтесь, шеф, - я встаю с места, - скоро встанете и уйдете на своих двоих. И сигареты спрячьте получше, - в огромных глазах неверие. Ну да, ну да.
Я шутливо салютую и ухожу. Ну конечно – она не верит людям, она слишком долго жила с вампирами. И потому ее чертовски жаль, что барахтаться в этой тьме с многоножками ей еще долго предстоит. И что-то мне кажется, что имеет смысл заглянуть к одному пахану в подземелье и тоненько намекнуть, чтобы он наведался в эту больничку и встряхнул нашу дамочку за плечи и дал ей пару оплеух. Так показательно умирать на кушетке даже пошло.
В конце концов, чем чаще она подставляется под пули, тем больше шанс, что я и парни ничего не поимеем с этой работы. Так что пусть Снежная Королева оттаивает. Ведь так?
Спасибо огромное!
*пытается собраться в кучку и силой воли вернуть глаза от вот такого
Спасибо вам огромное, уважаемый автор. Это было отлично.
А я пополз распечатывать и лелеять на груди.
Заказчик.
Не заказчик.
Ох, люблю я такие взгляды на персонажей - с точки зрения не совсем основных действующих лиц.
Просто прекрасно.
Автор, скажите, а вы не могли бы открыться мне на u-mail? Просто очень хочется знать, кто же написал такую нестандартную и вместе с тем красивую вещь)
Бернадотте только пожимает плечами. Что отвечать на подобные вопросы он даже не хочет сейчас думать. «Да, мэм», - глупо, дополнительная констатация факта и не требуется, клубы сигаретного дыма и так видны в свете фонаря на крыльце. «А тебе какое дело, хозяйка?» - грубо и бессмысленно. «Виноват, исправлюсь», - если бы это могло хоть что-то изменить, Пип бы, не задумываясь, бросил, лишь бы отмотать последние сутки назад. А так… Тем троим, что погибли на последнем задании, ни он, ни она, ни сам Господь Бог помочь уже не сможет. Так что же еще остается делать их командиру, кроме как стоять ночь напролет на крыльце особняка и курить в бессильной уже злости на так бессмысленно и безжалостно сложившиеся обстоятельства? И искать виноватых тоже бесполезно. Только легче от таких самоутешений не становится.
- Завтра с утра похороны, - в воздух произносит Интегра. – Я распорядилась, чтобы их семьям назначили пенсии из фондов организации.
Щелчок зажигалки и длинный протяжный вдох за спиной. Не ушла, тоже осталась покурить.
- Спасибо, - после недолгой паузы безразлично откликается Бернадотте.
- Необходимо набрать новых людей на замену.
От этой холодной фразы Пип вскипает, до хруста стискивая челюсти и практически перекусывая бумажный фильтр. Набрать! Новых! Да что бы она понимала, стерва белобрысая! Очень просто! Одни пешки выбыли – надо их заменить свежими. Она, наверняка, и имена-то их не запомнила из рапорта. А вот он помнит и прекрасно. И не только имена.
Худенький тихоня Джонни, чем-то похожий на известного актера Киану Ривза, и прозванный как герой одноименного фильма – Джонни-мнемоник. Отличный связист, уже два года мотавшийся с ротой по всему белому свету. Здоровяк Ник, весельчак и сорвиголова – один раз спас целый взвод, успев выкинуть залетевшую в укрытие гранату буквально за секунду до взрыва. Смуглый и шумный итальянец Пьетро, ветеран команды – с самого начала был с Бернадотте и они даже пару раз намяли друг другу бока, выясняя, кому командовать. Для нее – это всего лишь строчки в досье и цифры в финансовых отчетах, а для него – люди, с которыми он успел повидать такое, чего никому не пожелаешь, порадоваться и погоревать. И теперь она так спокойно говорит о «замене»?!
Командир «Диких Гусей» разворачивается, чтобы высказать ей все это в лицо, и наталкивается на устало-измученный взгляд синих глаз. Сейчас Интегра меньше всего похожа на Железную Леди Хеллсинг. Обычная расстроенная и подавленная молодая женщина: уголки губ горько опущены, плечи ссутулены, пальцы еле заметно подрагивают от прохладного осеннего ветра. Раздражение и злость медленно утихают. Зато он вспоминает, что именно ей пришлось добивать своих же солдат, незадолго до того, как нанять его роту. Спорить и ругаться уже не хочется. Пип отбрасывает в урну догоревшую до фильтра сигарету и лезет за новой. Пачка пуста. Пошарив по карманам, он раздосадованно сминает в руке картонку.
- Сигаретой не угостите, мэм? – Бернадотте пытается ухмыльнуться, но гримаса выходит скорее жалкой.
- Не боитесь вреда здоровью? – Хеллсинг так же вымученно улыбается и протягивает раскрытый портсигар.
- Не больше вашего, - соревнование по натянутым и неискренним усмешкам выигрывает все-таки, кажется, он. – К тому же с такой работой я вряд ли успею сдохнуть от рака легких.
Снова повисает неловкая пауза. К чему оспаривать очевидное? Сегодня, завтра или через год… однажды какой-нибудь проворный вампир или упырь не промахнется. Наемники редко умирают от старости в своих кроватях. Они оба это прекрасно понимают. Пип снова пожимает плечами в ответ на несказанный вслух вопрос и отворачивается, чтобы уйти в казарму.
- Капитан, - тихий голос настигает уже почти у дверей, - они были… и моими людьми.
Пип с Интегрой оба - командиры, и как же здорово это прописано. И опять же наступили на любимый кинк.
Спасибо вам большое, уважаемый авторы, я не смел мечтать о подобном!
Заказчик.