Ее не устраивала спешка, не привлекали торопливые ласки и дежурные поцелуи «перед работой». Интегра была утонченной неспешной аристократкой до мозга костей пусть и с легкой сумасшедшинкой. Той самой, которая притянула ее к Виктории. Серас пробовала сопротивляться, но напор был слишком рьяный. Интегра не завоевывала – приказывала покориться без слов, взглядом и манерами. Девчушке оставалось только завороженно смотреть на свою новую госпожу. Вопрос «зачем он меня обратил?» отпал сам собой – госпожа потребовала от слуги новую игрушку взамен наскучившей старой. Алукард покорился. Скорее всего – заскрипев зубами. Но не повиноваться не посмел – госпожа была так… любопытна. Совсем по-девичьи. Она не торопилась и медленно выплетала вокруг Виктории целую сеть – у них обеих было достаточно времени, у Виктории особенно. Она не зажимала ее в коридорах, не хлопала с намеком по диванчику рядом с собой и не лезла под юбку. Она просто смотрела на нее так, что Виктории становилось жарко, хотя может ли разогреваться мертвая кровь? Может даже кипеть. Когда Интегра коснулась ее впервые – походя, но не дежурно, чувственно, интимно, но не развратно и не пошло – до белоснежной кожи плеча, мелькавшей в разорванной рубашке. Коснулась, провела по затягивавшейся на глазах царапине и похвалила за удачное выполнение задания. Виктории показалось, что еще немного – и она просто стечет к ногам этой женщины кипящей лужицей. С глазами. Прямо как господин. Когда она впервые позвала ее в кабинет, Виктория почувствовала, что у нее в животе ворочаются раскаленные угли – жарко, но так приятно, так горячо, что… - Хочешь, я научу тебя целоваться? – и, разумеется, их никто не услышал бы. Даже те стены, у которых есть уши. Перед госпожой стояла тарелка с вишнями. Вымытыми, покрытыми стекающими каплями, свежими и светящимися от зрелости. Интегра, разумеется, ела только настоящие фрукты и ягоды, не довольствуясь кислыми плодами из супермаркета. В этих вишнях просвечивались косточки, а цвет их был точь-в-точь как губы Виктории, налившиеся кровью, внезапно хлынувшей в лицо. Разумеется, она кивнула. И завороженно двинулась на манящий изящный жест, жмуря глаза заранее. - Не складывай губы трубочкой, - усмехнулась Интегра. Разумеется, ее не устроил бы самый просто поцелуй. – Иди сюда, - указала она на свое кресло, сама же поднялась. Виктория окунулась в тепло ее тела и запахи, окружавшие тело Интегры Хеллсинг. Это было… нет, словами не описать. Но Виктория очень не хотела бы вставать. - Закрой глаза, приоткрой губы, - когда Интегра коснулась ее поцелуем, между припухлыми губами аристократки сладким соком брызнула налитая вишня, пролившись в поцелуй. У Виктории перехватило дыхание от той опытности, с которой Интегра скользнула внутрь ее рта. Мякоть вишни на секунду осталась у Серас на языке, когда же она машинально проглотила ее, то поняла, что обмякает в кресле – таким глубоким и сногсшибательным вышел поцелуй. У нее на губах остались алые следы сока. Совсем как кровь. Виктория машинально слизнула их, а потом прикоснулась кончиками пальцев – губы дрожали. - Можешь быть свободна. Зайдешь ко мне завтра вечером, - не глядя на слугу, Интегра рассматривала вторую ягоду, неспешно примериваясь для укуса. Глядя на это, Виктория думала, что ее никто не заставит. Ей даже дадут свободу воли. Разумеется, она придет следующей ночью. И еще, если понадобится.
822 слова. Автор №1, извините, мы видимо, одновременно приступили к исполнению.
Ее называли Железной Леди и Снежной Королевой. Ей восторгались и ее ненавидели. Обвиняли в том, что случилось десять лет назад, и пели осанну за то, что спасла большую часть жителей Лондона. И почитание и поношение она принимала с неизменным ледяным спокойствием и учтивостью. «Каменное сердце», - шептали злые языки. «Любимица Королевы», - вполголоса вторили им завистники. «Есть, мэм», - бодро козыряли оперативники, выслушав очередной приказ. «Кто это?» - удивлялись непосвященные. Она шла по жизни так, словно исполняла раз и навсегда заведенный ритуал – невозмутимо и размеренно. И никто не знал, что она любит чай именно с бергамотом и апельсином, что, ложась спать, раз за разом перечитывает романы любимого с юности Киплинга и пронзительно-печальные стихи Перси Шелли. Что ей тоже снятся кошмары, от которых она – уже зрелая женщина – просыпается и вскрикивает среди ночи, совершенно по-детски кутаясь в одеяло, словно это может защитить. И о том, что иногда даже она плачет, быстро смахивая со светлых ресниц капли соленой влаги.
Обо всем этом знала лишь одна живая душа на всей Земле. Та, что заменила за левым плечом Интегры ее всегдашнюю мрачную тень – Алукарда. Виктория Серас, ставшая после того побоища самой верной из слуг своей госпожи. Уже не наивная и улыбчивая девушка, впервые осознавшая, что огромный «Харконнен» легок, как пушинка, в ее руках, а истинная носферату – Дочь Ночи. Ослепительная и пугающая для врагов, словно гроза на полуночном небе, свободная от каких бы то ни было печатей, смертоносная и почти неуязвимая, но оставшаяся служить Хозяйке своего Хозяина. Связанная кровью и словом. Ждущая возвращения того, кто дал ей второе рождение. Лишь она знала тайны своей госпожи. Для вампира ведь нет секретов в таком маленьком «мирке» как почти оторванный от внешнего мира особняк, где все живут там, где и служат, а увольнительные вояки предпочитают проводить по барам или семьям.
- Хозяйка, операция прошла успешно, - вампирша прошла в освещенный только луной кабинет. Она всегда называла леди Хозяйкой, словно бы добровольно отдавая в ее руки свою судьбу и свою жизнь. – Потерь нет, все цели упокоены. - Спасибо, Серас, ты свободна, - Виктория, козырнув, уже почти развернулась, чтобы уйти, но хрипловатые нотки в голосе Интегры болезненно кольнули слух. - Миледи? – обеспокоенно спросила она. – Вам нехорошо? Хеллсинг сидела в кресле у камина, и любой человек, увидевший эту сцену, сказал бы, что женщина совершенно спокойна и расслабленна. Но только не вампир. Темнота не мешала, и Серас видела, что ее госпожа пустым и невидящим взглядом смотрит на давно уже остывшие и подернувшиеся сизым пеплом угли в камине. Немертвая подошла и присела на корточки, пристально вглядываясь в лицо леди. Тонкая дорожка слез, чуть искрящаяся в лунном свете, прочертила смуглую щеку. - Хозяйка… - тихо прошептала вампирша и, не зная, как еще выразить свое сочувствие, склонила голову к ее коленям. Она знала, о чем иногда тихо и беззвучно плачет эта сильная женщина, о чем она сожалеет, никому не показывая вида. О том, что она сама столько раз ей говорила, что Хозяин вернется, а он все не возвращался. О том, что слишком многие погибли, а глава «Хеллсинга» не смогла их защитить. О том, что нельзя умирать, как бы того ни хотелось и как бы ни ранили воспоминания. О том, что, наверное, уже никогда ей не качать на коленях собственного ребенка. - Все в порядке, Виктория, со мной все нормально, - отрешенно произнесла Хеллсинг, машинально, словно собаку, поглаживая взъерошенные светло-рыжие волосы. От ее кожи чуть заметно пахло дорогими духами «Code» от Armani, чернилами перьевой ручки и бумагой. Простой писчей бумагой, разогретой лазерным принтером. А еще табаком и вишней. Такая неожиданная и пьянящая смесь запахов просто заворожила блаженно зажмурившуюся в теплых прикосновениях Хозяйки вампиршу. Повинуясь внезапному порыву, она приподнялась и, стащив перчатку, провела пальцами по щеке госпожи, стирая с нее следы слез. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы Интегра больше не чувствовала себя одинокой и обреченной вечно терзаться воспоминаниями о том, чего не могла изменить. Леди не отстранилась от прохладных и твердых пальцев, будто не желая разрушить те искреннюю нежность и сочувствие, с которыми они пробежались по коже. Тепло не тела, но души. Сама не понимая, что делает, Серас потянулась вверх и коснулась своими губами сначала щеки, а потом и губ своей Хозяйки. Поцелуй… …легкий и почти целомудренный. …наполненный трепетом от осознания того, что покусилась на запретное и немыслимое. …сладковатый привкус вишни на губах – любимый аромат сигарилл леди – и под ним резкий и терпкий привкус табака. Горчащий, как и вся жизнь, прикрытая сверху сладкой пеленой почестей и показного уважения. …ласковый и острожный, порхающий по губам словно мотылек. Мотылек, которому суждено умереть, не дожив даже до рассвета. Умереть в пламени той свечи, что зовется волей. Живущий одно бесконечное мгновение. …со вкусом вишни и табака. Сладкий и горький одновременно. …которому не суждено повториться.
- Он вернется, Хозяйка, - обнадеживающий шепот в тишине и темноте кабинета. – Я знаю. - Откуда? - Во мне ведь есть часть него, - снова аккуратное, словно из боязни причинить боль, прикосновение к смуглой коже, пойманное уверенной, хоть и едва-едва ощутимо подрагивающей, ладонью. - Поэтому..? - Нет. Потому что я не могу потерять вас… Хлопок двери. И снова тишина.
Все они были разными. Какие-то чуть больше, какие-то чуть меньше. Одни ярко-красные, другие тёмные, почти бордовые, третьи - случайно затесавшиеся розовенькие, не успевшие созреть. Совсем недавно кто-то срывал их все, без разбора, сбрасывая в корзину вперемешку с зелёными листочками. А потом их везли по неровной сельской дороге, и машина подпрыгивала на ухабах, отчего самые спелые теряли форму, добравшись до пункта назначения уже с помятыми боками. Глядя на тарелку, полную сочных вишен, Виктория могла мысленно проследить весь их путь, представить даже то, как они росли, постепенно превращаясь из невинно-белых цветов в соблазнительно-красные плоды. Виктория могла даже вообразить, как зубы её аккуратно сомкнутся возле основания черешка, отнимая у него ароматную вишенку, как затем вонзятся в тугую кожицу, раскусывая и отделяя от твёрдой косточки. Она могла помечтать о том, как приятно было бы ощутить давно забытый вкус. Но только помечтать, вообразить, представить. Большего не дано. С того самого дня, как девушка стала вампиром, она неспособна была больше есть человеческую еду. Уже не первый раз Виктория вот так страдала, сидя за столом, уставленным разными блюдами. Иногда она пыталась откусить чего-нибудь или глотнуть, но это всегда оканчивалось плачевно. Последний раз Серас поперхнулась обычным чаем, от которого горло ещё долго саднило и жгло, как от уксуса. С тех пор она попрощалась с мечтой "поесть по-человечески". Организм отказывался принимать что-либо, кроме той жидкости, что хранится не в кувшинах и не в бутылках, а в других, куда более узких сосудах. Виктория тяжело вздохнула, разглядывая искрящиеся капельки воды на гладких поверхностях вишен, которые смотрелись очень жизнерадостно, буквально дышали солнцем. И ей хотелось тоже подышать им. Почувствовать запах летнего сада, тёплого ветра и беззаботной жизни, если уж нельзя попробовать всё это на вкус. Девушка закрыла глаза, приблизившись к вишенкам, почти касаясь их кончиком носа. И на вдохе ощутила совсем не то, чего ожидала. Горьковатый, резкий запах, совсем не летний и не солнечный, но тоже с вишнёвыми нотками. Сигариллы Wintermans. Ароматизированные. Ни с чем не перепутаешь. - Всё грустишь из-за еды? - прозвучало, конечно же, не как вопрос, а как утверждение. Видимо, девушка была настолько поглощена созерцанием вишен, что даже при всех её вампирских способностях не заметила, когда Леди Хеллсинг появилась в обеденном зале. Виктория обернулась, глядя на неё немного виновато, пускай и не было серьёзного проступка в том, чтобы просто сидеть за столом. - Не то, чтобы я грустила, просто... - замялась вампирша. - Просто хотела посмотреть на них. Я вишни очень любила раньше. Только сказав это, Серас поняла, как же глупо оно, наверное, прозвучало. "Просто посмотреть". Хозяйка теперь сочтёт свою новую подчинённую полной слабачкой. Вместо того, чтобы принять сущность вампира, которую ты сама же пожелала обрести, ты сидишь тут и разглядываешь еду. Если это не слабость, то уж точно извращение. По крайней мере, так оно должно выглядеть для людей. Но, к изумлению Виктории, на лице начальницы не отразилось ни презрения, ни недовольства. Она смотрела на вампиршу с неким... сочувствием, что ли? Только пока неясно было, к лучшему ли это. - Виктория, - произнесла Леди на удивление мягко, - ты же сама должна понимать, что этим делаешь себе только хуже. Ты вампир. Если будешь продолжать отказываться от крови и вздыхать над тарелкой с вишнями, рано или поздно усохнешь от голода и станешь, как мумия. Знаешь, как выглядел твой хозяин, после того, как просидел в подвале двадцать лет без капли крови? Не знаешь? И хорошо. А я вот знаю, и поверь мне, зрелище это не для слабонервных. Я человек не слишком впечатлительный, но даже мне не хотелось бы повторно такое наблюдать. - Простите, Леди Интегра, - только и могла сказать Серас. А что тут ещё скажешь? Ведь всё правильно. Бессмысленно сожалеть о том, что утрачено. Надо радоваться тому, что получено взамен. Но, почему-то, как ни убеждай себя в этом, на деле ничего не выходит. И даже перспектива стать мумией, хоть и пугала, но никак не способствовала разрешению проблемы. - Не извиняйся, - начальница присела за стол рядом с подчинённой. - Передо мной ты лично ни в чём не виновата. Но будешь виновата перед своими сослуживцами, если на задании ты свалишься в обморок от голода и не сможешь им помочь. Несмотря на то, что Интегра рассуждала сейчас о вещах серьёзных, сама она выглядела весьма расслабленной и беззаботной. Виктория всегда удивлялась, как при такой напряжённой работе хозяйка могла сохранять эту лёгкость. Можно было подумать, будто она только что вернулась из увеселительной поездки. С такой же лёгкостью Леди взяла вишенку с тарелки, потом ещё одну, и ещё... А Серас лишь с грустью наблюдала за тем, как хозяйка наслаждается едой. Интегра будто и вовсе забыла о своей подчинённой, увлечённо опустошая тарелку и избавляясь от косточек. - Эм... Леди Интегра, - решила полицейская всё же напомнить о своём присутствии, - я всё понимаю. Но поверьте, я ни за что не подведу никого на задании. Я ведь всегда очень стараюсь. И... и я обещаю, что больше не буду подходить к еде. Я сегодня только последний раз посмотрю, и всё. - Сдаётся мне, ты сама не веришь в то, что говоришь, - хозяйка облизнула губы и внимательно посмотрела на Викторию. - Твоя проблема в том, что ты не можешь забыть вкус любимой еды. И это мешает тебе привыкнуть к вкусу крови. Если ты перестанешь сюда приходить, это мало чем поможет. Ты всё равно не прекратишь думать о еде. - Но как же тогда быть? - Хм... Пожалуй, я знаю один способ, - хозяйка слегка прищурилась. - Это не поможет тебе забыть, но немного смягчит переход на новую "диету". Сейчас продемонстрирую. Интегра поднялась со своего места, а зрачки Виктории испуганно расширились. Девушка помнила, что было во время прошлой "демонстрации". Когда Серас вот так же сидела за столом и безуспешно пыталась что-то съесть, Интегра порезала себе палец, прямо так, сквозь перчатку, и поднесла его к губам девушки. Всего лишь желая ознакомить её со вкусом девственной крови. Всего лишь. После этого Виктория уже не удивлялась ничему. Учитывая некоторую эксцентричность её хозяйки, ожидать от неё можно было всего, чего угодно. С неё станется вновь себе что-нибудь порезать. - Только, пожалуйста, не надо опять себе вредить! - воскликнула Виктория, по взгляду Интегры уже понимая, что та замышляет что-то недоброе. - Не беспокойся, - отмахнулась госпожа. - То, что я собираюсь сделать, мне ничуть не навредит. Вопрос "а что же вы собираетесь сделать?" так и не прозвучал. Слова растаяли на кончике языка, когда она почувствовала этот вкус. Кислый и сладкий одновременно. Неизменно-любимый. Но более яркий и живой - такой, каким он был когда-то давно. В далёком детстве, когда очень многое пробуется впервые. "Хочешь вишенку? - всплыли в памяти чьи-то слова. - На, попробуй". Сейчас ей так же, как тогда, приподнесли что-то очень вкусное, что-то очень новое. И она приняла это, благодаря и отвечая беззвучно. Слова зарождались и снова таяли на языке, на губах, на солнце, которое она выпила через этот поцелуй вместе с вишнёвым соком, вместе с лёгким привкусом табака. Вот так всегда, ты пьёшь, ты слизываешь капельки с краёв, и кажется, что чаша никогда не опустеет. И пока её у тебя не отберут, оторваться невозможно. - Было вкусно? - участливо поинтересовалась Интегра, и только в этот момент Серас открыла глаза, будто проснувшись. Красивый сон закончился, а она даже и не заметила перехода к реальности. Слова по-прежнему не складывались из букв, отказывались нарушать тишину. Виктория просто молча кивнула в ответ. - Вот и прекрасно! - улыбнулась Леди. Всё такая же лёгкая, кажущаяся беззаботной Леди. Подарившая Виктории часть этой кажущейся беззаботности. Той самой, что заставила полицейскую невольно улыбнуться в ответ и почувствовать в груди эту необычайную лёгкость. - Это, пожалуй, единственный известный мне способ, - продолжала Интегра, катая пальцем по столу круглую косточку. - Вампир может попробовать напитки или фрукты на вкус, но только так, через человека. Конечно, она знает о вампирах всё. И звучит это сейчас почти как часть лекции. - Это должно помочь, - всё продолжала говорить Интегра, а Виктория смотрела на неё, пытаясь отличить настоящее от кажущегося. - Будем тебя приучать к вампирскому рациону. Каждый день пей донорскую кровь, хотя бы по паре глотков. А примерно через час я буду давать тебе что-нибудь человеческое. Так привыкание пойдёт быстрее. "Давать тебе что-нибудь человеческое", звучит-то как... Сложно представить себе что-то более человеческое, чем это тепло, которого лишены вампиры. Вот оно как, оказывается. Только сейчас Виктория начинала понимать, что скучала вовсе не по еде, не по любимым вкусам. Она скучала по собственному теплу, которое потеряла. - Завтра привезут апельсины. Хочешь апельсин? Виктория кивнула. И снова улыбка. И снова всё так легко, как будто нежное прикосновение женских губ ничего и не значит вовсе. Как будто только кожица от вишенки касалась языка. - Отлично. Только завтра у меня почти не будет свободной минуты, обедать буду в кабинете. Приходи примерно в это же время. Интегра посмотрела на часы, откинула волосы с лица. И жест был таким же лёгким, как и всё в ней. Неужели это всё лишь для поддержания боевого духа? Всё это человеческое - только для того, чтобы помочь Виктории стать вампиром? Полицейская смотрела, как Леди уходит. Смотрела ей вслед и пыталась понять, что же это было? А она-то думала, что уже ничему не удивится. От хозяйки можно было ожидать всего, чего угодно. Но только не такой загадки. Виктория поднялась со своего места, но так и осталась стоять. Приросла к полу, как вишня к ветке, и не могла сделать ни шага. Да и что толку догонять? Что она собирается спрашивать, о чём говорить? Но, будто почувствовав что-то, Леди вдруг обернулась на пороге и подмигнула девушке с каким-то детским озорством. Такой вот маленький солнечный луч, затмивший все сомнения. Теперь Виктория точно знала: что бы там ни было, и что бы ни казалось - завтра она обязательно придёт попробовать апельсин.
"На каждого Человека-паука найдётся свой Человек-тапок" (с)
*господинаконецтояздесь*
Вишнёвый фетишист в нирване *__* Сразу три исполнения, да ещё каких! Авторы, вы прекрасны! Все три фанфика абсолютно разные, но все мне понравились. Первое мне вовсе не показалось слащавым. Оно AUшно, но от этого ничуть не теряет в качестве. Очень красочно, очень чувственно. Не ожидал именно такой Интегры, но в этом что-то есть)) Второе поразило своей серьёзностью и даже трагичностью, никак не думал, что на мою заявку можно написать что-то столь печальное. Берёт за душу. Берёт и не отпускает. Сильно, красиво и очень прочувствовано. Остался под большим впечатлением *_* Третье удивило и вызвало противоречивые чувства. С одной стороны, заставило улыбнуться, но с другой стороны, стало грустно. Невероятно порадовала сама идея =) хочешь апельсин? ^^
Авторы, все трое, прошу вас раскрыться, если на то есть ваше желание!
"На каждого Человека-паука найдётся свой Человек-тапок" (с)
-Шинигами-, почему же вяло? Ты боишься вишнёвой оргии? На самом деле, спасибо! Мне очень приятно, что я получил такое хорошее исполнение на свою заявку))
MAlexx, читать дальшеможно автор номер три не будет раскрываться? Думаю, итак все поняли, кто я. Хоть не буду позориться перед всей общественностью сразу. Т.к. перечитала свой фанфик и ужаснулась. Что ж меня опять так плющило-то?
"На каждого Человека-паука найдётся свой Человек-тапок" (с)
Гость читать дальшеЧто ж меня опять так плющило-то? Ну разве ж я могу тебе ответить? =) Та ниаткрывайся, ладно) Но вообще не надо так занижать самооценку. Ну плющит и плющит, кто сказал, что это плохо?
Ее не устраивала спешка, не привлекали торопливые ласки и дежурные поцелуи «перед работой». Интегра была утонченной неспешной аристократкой до мозга костей пусть и с легкой сумасшедшинкой. Той самой, которая притянула ее к Виктории.
Серас пробовала сопротивляться, но напор был слишком рьяный. Интегра не завоевывала – приказывала покориться без слов, взглядом и манерами. Девчушке оставалось только завороженно смотреть на свою новую госпожу.
Вопрос «зачем он меня обратил?» отпал сам собой – госпожа потребовала от слуги новую игрушку взамен наскучившей старой. Алукард покорился. Скорее всего – заскрипев зубами. Но не повиноваться не посмел – госпожа была так… любопытна. Совсем по-девичьи.
Она не торопилась и медленно выплетала вокруг Виктории целую сеть – у них обеих было достаточно времени, у Виктории особенно. Она не зажимала ее в коридорах, не хлопала с намеком по диванчику рядом с собой и не лезла под юбку. Она просто смотрела на нее так, что Виктории становилось жарко, хотя может ли разогреваться мертвая кровь? Может даже кипеть.
Когда Интегра коснулась ее впервые – походя, но не дежурно, чувственно, интимно, но не развратно и не пошло – до белоснежной кожи плеча, мелькавшей в разорванной рубашке. Коснулась, провела по затягивавшейся на глазах царапине и похвалила за удачное выполнение задания. Виктории показалось, что еще немного – и она просто стечет к ногам этой женщины кипящей лужицей. С глазами. Прямо как господин.
Когда она впервые позвала ее в кабинет, Виктория почувствовала, что у нее в животе ворочаются раскаленные угли – жарко, но так приятно, так горячо, что…
- Хочешь, я научу тебя целоваться? – и, разумеется, их никто не услышал бы. Даже те стены, у которых есть уши.
Перед госпожой стояла тарелка с вишнями. Вымытыми, покрытыми стекающими каплями, свежими и светящимися от зрелости. Интегра, разумеется, ела только настоящие фрукты и ягоды, не довольствуясь кислыми плодами из супермаркета. В этих вишнях просвечивались косточки, а цвет их был точь-в-точь как губы Виктории, налившиеся кровью, внезапно хлынувшей в лицо.
Разумеется, она кивнула. И завороженно двинулась на манящий изящный жест, жмуря глаза заранее.
- Не складывай губы трубочкой, - усмехнулась Интегра. Разумеется, ее не устроил бы самый просто поцелуй. – Иди сюда, - указала она на свое кресло, сама же поднялась.
Виктория окунулась в тепло ее тела и запахи, окружавшие тело Интегры Хеллсинг. Это было… нет, словами не описать. Но Виктория очень не хотела бы вставать.
- Закрой глаза, приоткрой губы, - когда Интегра коснулась ее поцелуем, между припухлыми губами аристократки сладким соком брызнула налитая вишня, пролившись в поцелуй. У Виктории перехватило дыхание от той опытности, с которой Интегра скользнула внутрь ее рта. Мякоть вишни на секунду осталась у Серас на языке, когда же она машинально проглотила ее, то поняла, что обмякает в кресле – таким глубоким и сногсшибательным вышел поцелуй.
У нее на губах остались алые следы сока. Совсем как кровь. Виктория машинально слизнула их, а потом прикоснулась кончиками пальцев – губы дрожали.
- Можешь быть свободна. Зайдешь ко мне завтра вечером, - не глядя на слугу, Интегра рассматривала вторую ягоду, неспешно примериваясь для укуса.
Глядя на это, Виктория думала, что ее никто не заставит. Ей даже дадут свободу воли.
Разумеется, она придет следующей ночью. И еще, если понадобится.
Ее называли Железной Леди и Снежной Королевой. Ей восторгались и ее ненавидели. Обвиняли в том, что случилось десять лет назад, и пели осанну за то, что спасла большую часть жителей Лондона. И почитание и поношение она принимала с неизменным ледяным спокойствием и учтивостью. «Каменное сердце», - шептали злые языки. «Любимица Королевы», - вполголоса вторили им завистники. «Есть, мэм», - бодро козыряли оперативники, выслушав очередной приказ. «Кто это?» - удивлялись непосвященные. Она шла по жизни так, словно исполняла раз и навсегда заведенный ритуал – невозмутимо и размеренно.
И никто не знал, что она любит чай именно с бергамотом и апельсином, что, ложась спать, раз за разом перечитывает романы любимого с юности Киплинга и пронзительно-печальные стихи Перси Шелли. Что ей тоже снятся кошмары, от которых она – уже зрелая женщина – просыпается и вскрикивает среди ночи, совершенно по-детски кутаясь в одеяло, словно это может защитить. И о том, что иногда даже она плачет, быстро смахивая со светлых ресниц капли соленой влаги.
Обо всем этом знала лишь одна живая душа на всей Земле. Та, что заменила за левым плечом Интегры ее всегдашнюю мрачную тень – Алукарда. Виктория Серас, ставшая после того побоища самой верной из слуг своей госпожи. Уже не наивная и улыбчивая девушка, впервые осознавшая, что огромный «Харконнен» легок, как пушинка, в ее руках, а истинная носферату – Дочь Ночи. Ослепительная и пугающая для врагов, словно гроза на полуночном небе, свободная от каких бы то ни было печатей, смертоносная и почти неуязвимая, но оставшаяся служить Хозяйке своего Хозяина. Связанная кровью и словом. Ждущая возвращения того, кто дал ей второе рождение. Лишь она знала тайны своей госпожи. Для вампира ведь нет секретов в таком маленьком «мирке» как почти оторванный от внешнего мира особняк, где все живут там, где и служат, а увольнительные вояки предпочитают проводить по барам или семьям.
- Хозяйка, операция прошла успешно, - вампирша прошла в освещенный только луной кабинет. Она всегда называла леди Хозяйкой, словно бы добровольно отдавая в ее руки свою судьбу и свою жизнь. – Потерь нет, все цели упокоены.
- Спасибо, Серас, ты свободна, - Виктория, козырнув, уже почти развернулась, чтобы уйти, но хрипловатые нотки в голосе Интегры болезненно кольнули слух.
- Миледи? – обеспокоенно спросила она. – Вам нехорошо?
Хеллсинг сидела в кресле у камина, и любой человек, увидевший эту сцену, сказал бы, что женщина совершенно спокойна и расслабленна. Но только не вампир. Темнота не мешала, и Серас видела, что ее госпожа пустым и невидящим взглядом смотрит на давно уже остывшие и подернувшиеся сизым пеплом угли в камине. Немертвая подошла и присела на корточки, пристально вглядываясь в лицо леди. Тонкая дорожка слез, чуть искрящаяся в лунном свете, прочертила смуглую щеку.
- Хозяйка… - тихо прошептала вампирша и, не зная, как еще выразить свое сочувствие, склонила голову к ее коленям.
Она знала, о чем иногда тихо и беззвучно плачет эта сильная женщина, о чем она сожалеет, никому не показывая вида. О том, что она сама столько раз ей говорила, что Хозяин вернется, а он все не возвращался. О том, что слишком многие погибли, а глава «Хеллсинга» не смогла их защитить. О том, что нельзя умирать, как бы того ни хотелось и как бы ни ранили воспоминания. О том, что, наверное, уже никогда ей не качать на коленях собственного ребенка.
- Все в порядке, Виктория, со мной все нормально, - отрешенно произнесла Хеллсинг, машинально, словно собаку, поглаживая взъерошенные светло-рыжие волосы.
От ее кожи чуть заметно пахло дорогими духами «Code» от Armani, чернилами перьевой ручки и бумагой. Простой писчей бумагой, разогретой лазерным принтером. А еще табаком и вишней. Такая неожиданная и пьянящая смесь запахов просто заворожила блаженно зажмурившуюся в теплых прикосновениях Хозяйки вампиршу. Повинуясь внезапному порыву, она приподнялась и, стащив перчатку, провела пальцами по щеке госпожи, стирая с нее следы слез. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы Интегра больше не чувствовала себя одинокой и обреченной вечно терзаться воспоминаниями о том, чего не могла изменить.
Леди не отстранилась от прохладных и твердых пальцев, будто не желая разрушить те искреннюю нежность и сочувствие, с которыми они пробежались по коже. Тепло не тела, но души. Сама не понимая, что делает, Серас потянулась вверх и коснулась своими губами сначала щеки, а потом и губ своей Хозяйки.
Поцелуй…
…легкий и почти целомудренный.
…наполненный трепетом от осознания того, что покусилась на запретное и немыслимое.
…сладковатый привкус вишни на губах – любимый аромат сигарилл леди – и под ним резкий и терпкий привкус табака. Горчащий, как и вся жизнь, прикрытая сверху сладкой пеленой почестей и показного уважения.
…ласковый и острожный, порхающий по губам словно мотылек. Мотылек, которому суждено умереть, не дожив даже до рассвета. Умереть в пламени той свечи, что зовется волей. Живущий одно бесконечное мгновение.
…со вкусом вишни и табака. Сладкий и горький одновременно.
…которому не суждено повториться.
- Он вернется, Хозяйка, - обнадеживающий шепот в тишине и темноте кабинета. – Я знаю.
- Откуда?
- Во мне ведь есть часть него, - снова аккуратное, словно из боязни причинить боль, прикосновение к смуглой коже, пойманное уверенной, хоть и едва-едва ощутимо подрагивающей, ладонью.
- Поэтому..?
- Нет. Потому что я не могу потерять вас…
Хлопок двери. И снова тишина.
1571 слово
Вишнёвый фетишист в нирване *__* Сразу три исполнения, да ещё каких! Авторы, вы прекрасны!
Первое мне вовсе не показалось слащавым. Оно AUшно, но от этого ничуть не теряет в качестве. Очень красочно, очень чувственно. Не ожидал именно такой Интегры, но в этом что-то есть))
Второе поразило своей серьёзностью и даже трагичностью, никак не думал, что на мою заявку можно написать что-то столь печальное. Берёт за душу. Берёт и не отпускает. Сильно, красиво и очень прочувствовано. Остался под большим впечатлением *_*
Третье удивило и вызвало противоречивые чувства. С одной стороны, заставило улыбнуться, но с другой стороны, стало грустно. Невероятно порадовала сама идея =)
хочешь апельсин? ^^Авторы, все трое, прошу вас раскрыться, если на то есть ваше желание!
заказчик, конечно)
Автор №2
А потом у нас всех будет вишнёвая оргия.Ты боишься вишнёвой оргии?На самом деле, спасибо! Мне очень приятно, что я получил такое хорошее исполнение на свою заявку))
я же говорю, стахановец*_*читать дальше