Скажи ей кто, что однажды она встанет на колени перед мужчиной, Виктория потеряла бы от гнева дар речи. Однако… силы небесные, как же это нескончаемо приятно. Она много раз представляла, какими должны быть те самые руки, которые однажды наденут на ее пальчик обручальное кольцо или хотя бы снимут в первый раз с нее одежду. Они даже близко не были такими… идеальными. Гладкими – кажется, у него нет даже этих крохотных борозд на пальцах, из которых создаются отпечатки. Холодные. Не изукрашенные синюшными венами. Скульптурные, мраморно-белые. Идеальные. Виктория закрывает глаза и запрокидывает голову, прижимая его ладонь к своей щеке. Ее робость кричит, а остатки холодной крови пытаются выплеснуться на щеки и шею лихорадочным румянцем, однако теперь уже не-живое сердце даже не сбивает своего ритма. Ее гордость шипит и приказывает ей встать и рвет ее изнутри, однако нега, разливающаяся по щеке от его на удивление безвольной ладони, сводит ее с ума. Виктория говорит почти шепотом – голос ей отказывает. - Я люблю вас, - она никому и никогда в этом не признавалась, даже тому тупому Стиву, которого поколачивала и из-за которого поступила в эту чертову академию. - Я восхищаюсь вами, - и это стоило бы сказать первым. Не восхищалась даже – благоговела. Боготворила. Преклонялась. Тихо и робко – про себя, незаметно, по ночам, во снах. - Пожалуйста… - Достаточно, - слово звучит пощечиной, на Викторию словно выливается ушат ледяной воды – столько в нем спокойствия. Девушка закусывает губу и судорожно вдыхает. – Я услышал сегодня достаточно, - его рука гибкой змеей выскальзывает из судорожного захвата девичьей ладони. Она цеплялась за него сильнее, чем утопающий за обломок мачты. Разумеется, она была к этому готова. Была она готова и к снисходительной усмешке и к брезгливому приказу уйти. Кто она и кто он, в самом-то деле? Сколько таких в разное время вставали перед ним на колени? Виктория находит в себе силы, чтобы заглянуть к нему в лицо, готовясь выдохнуть деревенеющими губами то самое: «Как скажете, хозяин», - но осекается, наткнувшись на… сочувствие и понимание. - Эти… чувства, - кривится он на последнее слово, - они мираж. - Нет! – неожиданно лихорадочно вскрикивает Виктория и вскакивает на ноги. – Это не может быть мираж! Это… это здесь, понимаете? – она сбивчиво прижимает ладони к груди, часто вздымающейся, пусть в этом и нет нужды. – Здесь, понимаете? – зачем-то повторяет она. - Нет, - этот голос замораживает все не сорвавшиеся с губ слова, Виктория столбенеет. Алукард смотрит на нее в упор, а каждое слово отчеканивается не только у нее в ушах, но как будто перед глазами. - Это мираж. Хотя нет, даже не так. Эти чувства есть, они сильнее и непреложнее всех, какие ты испытывала. Но они не принадлежат мне, твоя любовь – самая сильная и неподдельная – пока мечется, она слепа и не видит, кому действительно должна достаться. Ты поймешь, - пресекает он все возражения одним взмахом руки, - у нас у всех только одна любовь, у меня, у тебя, у тех двух придурков, которых мы вчера убрали на задания. И только она – никто больше. А теперь иди. Ты поймешь, - отрезает он все возражения. – Со временем. На следующий же день в убогом городишке Патрик Виктория освобождается от миража – действительно понимает. У нее только одна любовь, самая слепая и безжалостная. И это любовь к крови.
Ого. Хорошо. Жестоко. Подумывала сама о том, чтобы попробовать выполнить эту заявку, но выполнить "правильно" даже в мыслях представлялось весьма непростой задачей. У вас - получилось. Мои поздравления.
sometimes the person who tries to keep everyone happy is the most lonely person
Чёрт, мне даже сказать нечего. Оно правильное очень, так что шиппер в лице меня обливается горючими слезами - ведь вопреки всем обоснуям хочется читать про "и жили они долго и счастливо, а во второй серии буду дети". Спасибо большое, автор, откройтесь, пожалуйста. Зокащег собсна.
-
-
24.01.2010 в 23:56Скажи ей кто, что однажды она встанет на колени перед мужчиной, Виктория потеряла бы от гнева дар речи. Однако… силы небесные, как же это нескончаемо приятно.
Она много раз представляла, какими должны быть те самые руки, которые однажды наденут на ее пальчик обручальное кольцо или хотя бы снимут в первый раз с нее одежду. Они даже близко не были такими… идеальными. Гладкими – кажется, у него нет даже этих крохотных борозд на пальцах, из которых создаются отпечатки. Холодные. Не изукрашенные синюшными венами. Скульптурные, мраморно-белые. Идеальные.
Виктория закрывает глаза и запрокидывает голову, прижимая его ладонь к своей щеке. Ее робость кричит, а остатки холодной крови пытаются выплеснуться на щеки и шею лихорадочным румянцем, однако теперь уже не-живое сердце даже не сбивает своего ритма. Ее гордость шипит и приказывает ей встать и рвет ее изнутри, однако нега, разливающаяся по щеке от его на удивление безвольной ладони, сводит ее с ума. Виктория говорит почти шепотом – голос ей отказывает.
- Я люблю вас, - она никому и никогда в этом не признавалась, даже тому тупому Стиву, которого поколачивала и из-за которого поступила в эту чертову академию.
- Я восхищаюсь вами, - и это стоило бы сказать первым. Не восхищалась даже – благоговела. Боготворила. Преклонялась. Тихо и робко – про себя, незаметно, по ночам, во снах.
- Пожалуйста…
- Достаточно, - слово звучит пощечиной, на Викторию словно выливается ушат ледяной воды – столько в нем спокойствия. Девушка закусывает губу и судорожно вдыхает. – Я услышал сегодня достаточно, - его рука гибкой змеей выскальзывает из судорожного захвата девичьей ладони. Она цеплялась за него сильнее, чем утопающий за обломок мачты.
Разумеется, она была к этому готова. Была она готова и к снисходительной усмешке и к брезгливому приказу уйти. Кто она и кто он, в самом-то деле? Сколько таких в разное время вставали перед ним на колени?
Виктория находит в себе силы, чтобы заглянуть к нему в лицо, готовясь выдохнуть деревенеющими губами то самое: «Как скажете, хозяин», - но осекается, наткнувшись на… сочувствие и понимание.
- Эти… чувства, - кривится он на последнее слово, - они мираж.
- Нет! – неожиданно лихорадочно вскрикивает Виктория и вскакивает на ноги. – Это не может быть мираж! Это… это здесь, понимаете? – она сбивчиво прижимает ладони к груди, часто вздымающейся, пусть в этом и нет нужды. – Здесь, понимаете? – зачем-то повторяет она.
- Нет, - этот голос замораживает все не сорвавшиеся с губ слова, Виктория столбенеет.
Алукард смотрит на нее в упор, а каждое слово отчеканивается не только у нее в ушах, но как будто перед глазами.
- Это мираж. Хотя нет, даже не так. Эти чувства есть, они сильнее и непреложнее всех, какие ты испытывала. Но они не принадлежат мне, твоя любовь – самая сильная и неподдельная – пока мечется, она слепа и не видит, кому действительно должна достаться. Ты поймешь, - пресекает он все возражения одним взмахом руки, - у нас у всех только одна любовь, у меня, у тебя, у тех двух придурков, которых мы вчера убрали на задания. И только она – никто больше. А теперь иди. Ты поймешь, - отрезает он все возражения. – Со временем.
На следующий же день в убогом городишке Патрик Виктория освобождается от миража – действительно понимает. У нее только одна любовь, самая слепая и безжалостная. И это любовь к крови.
-
-
25.01.2010 в 00:02Жестоко.
Подумывала сама о том, чтобы попробовать выполнить эту заявку, но выполнить "правильно" даже в мыслях представлялось весьма непростой задачей.
У вас - получилось.
Мои поздравления.
-
-
25.01.2010 в 00:10Спасибо большое, автор, откройтесь, пожалуйста. Зокащег собсна.
-
-
25.01.2010 в 00:24-
-
27.01.2010 в 01:14-
-
01.04.2014 в 00:41