Есть люди, которые неспроста надевают сутану, что бы они там ни говорили о «наемничьей жизни». Пути господни неисповедимы, однако вряд ли Хайнкель хоть раз в жизни это про себя произнесла. У нее было более шутливое «никогда не знаешь, как фишка ляжет». Господь же мягко направил ее в нужную сторону, за что Такаги неустанно его благодарила. Есть люди, в которых терпения почти столько же, сколько у Христа. За показной вспыльчивостью, всегда ставившей целью что-нибудь раздобыть, Хайнкель была настоящей твердыней. Для нее не в тягость было тянуть свою лямку, стирая в кровь плечо – так уж она привыкла, так уж у нее было заведено. И пытаться улыбаться той маленькой японской «лошадке», с которой ее впрягли в одну упряжку. Даже там, где заканчивались силы у черпающей их в боге Юмико, Хайнкель все еще была готова идти дальше и дальше. Есть такие люди, которые посланы свыше и поглубже спрятаны в толпе мерзавцев, сереньких неприметных мышек и преступников от мира бога. Хайнкель была одной из таких людей – почти как падре Андерсон. Недаром же именно он ее воспитал. Почти, но все-таки немного лучше. Иногда Юмико становится немного стыдно, а Юмие кусает губы до крови. Ведь Такаги была слабее духом, гораздо слабее, хоть Вольф и шутила периодически, растрепывая девушке волосы, что пойти в монахини – вот что действительно тяжело. Особенно отказывать себе в маленьких радостях типа выпивки и сигарет, без которых она, Хайнкель, не протянула бы. И Юмико, и Юмие прекрасно знали – протянула бы, как протянула бы еще без тысячи нужных любому человеку вещей. Иногда Такаги становилось стыдно, за то что они так нагло «прилипли» к своей подруге. Как экзотическая синяя рыбка к огромной акуле. Хайнкель такая же – смертоносная и очень сильная. И еще. Иногда Юмико забывала о стыде и обрушивалась на Хайнкель с тем, чего никогда и никому не говорила, с тем, что пугало ее больше всего – с возможностью угодить в Ад за то, что творит ее вторая половинка. Каялась, впадала в слезливые тихие истерики, признавалась со стыдом, что и ей приятно чувствовать кровь еретиков на своих руках, а потом всхлипывала, потому что Бог учил всепрощению. И тогда Вольф прижимала ее к груди и всегда находила аргументы, обычно они укладывалась в одно предложение: - Ты веришь в какого-то мстительного придурка, сестренка. Мне так кажется, что Бог в состоянии тебя понять, он же само Добро на земле. Или нет? Тогда Юмико утирала слезы, кивала и долго еще сидела, слушая, как мерно и сильно стучит сердце Хайнкель. И гордилась про себя – вот она, душевая близость. Иногда Юмие исходила желчью от зависти к своей второй половине: берсерк никогда не задавалась такими вопросами, которые могли бы сблизить ее с Хайнкель. Так, чтобы она тоже тепло и понимающе улыбалась. И тогда она нашла обходной путь – через постель. Хайнкель даже не удивилась, когда Юмие воровато юркнула под одеяло и прижалась к Вольф, вопросительно на нее взглянула. Хайнкель все поняла, она всегда понимала. Иногда Такаги спали. Весь отдел считал Юмико и Юмие парадоксом – она почти никогда не спала, и никто не знал, откуда же она черпает силы. Пока бодрствует Юмие, Юмико где-то… где-то. И наоборот. Возможно, именно поэтому Юмие забрала себе все ночи с Хайнкель – она уже привыкла. Но иногда… Они обе ненавидели спать одновременно, потому что только так они могли встретиться лицом к лицу. И тогда им становилось стыдно одновременно. И тогда они ненавидели друг друга сильнее всего. Иногда они кристально ясно понимали, что выматывают Хайнкель Вольф - нельзя ей вслед за ними рваться на два фронта, ведь она – не парадокс. И тогда они стояли друг напротив друга, готовые броситься на соперницу. - Нас двое, а Хайнкель всего лишь одна! – произносили они хором. – Убирайся прочь! – а дальше реплики уже разнились. Юмие называла Юмико бесхарактерной рохлей, способной только вогнать в депрессию, Юмико дрожащим голосом поносила Юмие как потаскуху, недостойную даже касаться Хайнкель. И споры эти длились все то время, пока их общее тело спало. И никогда ни к чему не приводили. А потом одна из них просыпалась. И ревниво думала, что отвоюет Хайнкель для себя – своими методами. Иногда Хайнкель Вольф хотелось послать все к черту – так сильно она уставала. Лучшие подруги каждая со своей стороны выматывали ее и опустошали копилку ее сил почти под ноль. Но бросить этот «парадокс» она не могла – совесть бы загрызла, ведь кроме нее и Андерсона чудная девчонка с раздвоением личности нужна только психиатрам. Без нее Такаги умрет на ближайшем же задании. Иногда Хайнкель Вольф плачет без слез – утыкается лицом в ладони и молчит, долго, тяжело, отчаянно. А потом поднимает голову и встряхивает волосами – ничего, это пройдет, это можно стерпеть. Иногда Андерсон, исподтишка следящий за своей воспитанницей, мудрый Андерсон, который знает все на свете, думает, что такое доброе сердце бывает только у детей и у святых.
"На каждого Человека-паука найдётся свой Человек-тапок" (с)
Соглашусь с Уличная фея. В такую Хайнкель хочется верить) Хороший фанфик, очень за душу берёт. Отдельный респект автору за идею со сном. Очень понравилось! И, собственно, как заказчик, я тоже прошу вас раскрыться )
maurice_lой я низнаю Э, я стисняюсь) Мисс Кимпейл про нее так мало сказано, что многое можно придумать) Уличная фея спасибо и вам) Ka-mai ну так она все-таки шизофренией страдает)
Очень понравилось, необычная трактовка, но тем не менее, на мой взгляд, достоверная. За вменяемое, правдоподобное юри отдельный респект Читала драббл я, кстати, еще на неделе и об авторстве узнала только сейчас. Спасибо, Шинь.
Есть люди, которые неспроста надевают сутану, что бы они там ни говорили о «наемничьей жизни». Пути господни неисповедимы, однако вряд ли Хайнкель хоть раз в жизни это про себя произнесла. У нее было более шутливое «никогда не знаешь, как фишка ляжет». Господь же мягко направил ее в нужную сторону, за что Такаги неустанно его благодарила.
Есть люди, в которых терпения почти столько же, сколько у Христа. За показной вспыльчивостью, всегда ставившей целью что-нибудь раздобыть, Хайнкель была настоящей твердыней. Для нее не в тягость было тянуть свою лямку, стирая в кровь плечо – так уж она привыкла, так уж у нее было заведено. И пытаться улыбаться той маленькой японской «лошадке», с которой ее впрягли в одну упряжку. Даже там, где заканчивались силы у черпающей их в боге Юмико, Хайнкель все еще была готова идти дальше и дальше.
Есть такие люди, которые посланы свыше и поглубже спрятаны в толпе мерзавцев, сереньких неприметных мышек и преступников от мира бога. Хайнкель была одной из таких людей – почти как падре Андерсон. Недаром же именно он ее воспитал. Почти, но все-таки немного лучше.
Иногда Юмико становится немного стыдно, а Юмие кусает губы до крови. Ведь Такаги была слабее духом, гораздо слабее, хоть Вольф и шутила периодически, растрепывая девушке волосы, что пойти в монахини – вот что действительно тяжело. Особенно отказывать себе в маленьких радостях типа выпивки и сигарет, без которых она, Хайнкель, не протянула бы. И Юмико, и Юмие прекрасно знали – протянула бы, как протянула бы еще без тысячи нужных любому человеку вещей.
Иногда Такаги становилось стыдно, за то что они так нагло «прилипли» к своей подруге. Как экзотическая синяя рыбка к огромной акуле. Хайнкель такая же – смертоносная и очень сильная. И еще.
Иногда Юмико забывала о стыде и обрушивалась на Хайнкель с тем, чего никогда и никому не говорила, с тем, что пугало ее больше всего – с возможностью угодить в Ад за то, что творит ее вторая половинка. Каялась, впадала в слезливые тихие истерики, признавалась со стыдом, что и ей приятно чувствовать кровь еретиков на своих руках, а потом всхлипывала, потому что Бог учил всепрощению. И тогда Вольф прижимала ее к груди и всегда находила аргументы, обычно они укладывалась в одно предложение:
- Ты веришь в какого-то мстительного придурка, сестренка. Мне так кажется, что Бог в состоянии тебя понять, он же само Добро на земле. Или нет?
Тогда Юмико утирала слезы, кивала и долго еще сидела, слушая, как мерно и сильно стучит сердце Хайнкель. И гордилась про себя – вот она, душевая близость.
Иногда Юмие исходила желчью от зависти к своей второй половине: берсерк никогда не задавалась такими вопросами, которые могли бы сблизить ее с Хайнкель. Так, чтобы она тоже тепло и понимающе улыбалась. И тогда она нашла обходной путь – через постель. Хайнкель даже не удивилась, когда Юмие воровато юркнула под одеяло и прижалась к Вольф, вопросительно на нее взглянула. Хайнкель все поняла, она всегда понимала.
Иногда Такаги спали. Весь отдел считал Юмико и Юмие парадоксом – она почти никогда не спала, и никто не знал, откуда же она черпает силы. Пока бодрствует Юмие, Юмико где-то… где-то. И наоборот. Возможно, именно поэтому Юмие забрала себе все ночи с Хайнкель – она уже привыкла. Но иногда…
Они обе ненавидели спать одновременно, потому что только так они могли встретиться лицом к лицу. И тогда им становилось стыдно одновременно. И тогда они ненавидели друг друга сильнее всего.
Иногда они кристально ясно понимали, что выматывают Хайнкель Вольф - нельзя ей вслед за ними рваться на два фронта, ведь она – не парадокс. И тогда они стояли друг напротив друга, готовые броситься на соперницу.
- Нас двое, а Хайнкель всего лишь одна! – произносили они хором. – Убирайся прочь! – а дальше реплики уже разнились.
Юмие называла Юмико бесхарактерной рохлей, способной только вогнать в депрессию, Юмико дрожащим голосом поносила Юмие как потаскуху, недостойную даже касаться Хайнкель. И споры эти длились все то время, пока их общее тело спало. И никогда ни к чему не приводили.
А потом одна из них просыпалась. И ревниво думала, что отвоюет Хайнкель для себя – своими методами.
Иногда Хайнкель Вольф хотелось послать все к черту – так сильно она уставала. Лучшие подруги каждая со своей стороны выматывали ее и опустошали копилку ее сил почти под ноль. Но бросить этот «парадокс» она не могла – совесть бы загрызла, ведь кроме нее и Андерсона чудная девчонка с раздвоением личности нужна только психиатрам. Без нее Такаги умрет на ближайшем же задании.
Иногда Хайнкель Вольф плачет без слез – утыкается лицом в ладони и молчит, долго, тяжело, отчаянно. А потом поднимает голову и встряхивает волосами – ничего, это пройдет, это можно стерпеть.
Иногда Андерсон, исподтишка следящий за своей воспитанницей, мудрый Андерсон, который знает все на свете, думает, что такое доброе сердце бывает только у детей и у святых.
Не заказчик, если что.А за Юмико и Юмиэ...огромное спасибо. Такие вхарактерные.
Не заказчик.
И, собственно, как заказчик, я тоже прошу вас раскрыться )
ой я низнаюЭ, я стисняюсь)Мисс Кимпейл про нее так мало сказано, что многое можно придумать)
Уличная фея спасибо и вам)
Ka-mai ну так она все-таки шизофренией страдает)
рояль в кустахСпасибо на добром слове)мне начинает казаццо, что я совершаю нечто нехорошее. Нет, ну правда ж понравилосьЕщё и юриииии между Хайнкель и Юмиеееее!!!прекратите придуриваться, Зигмунд. спасибо)
Ну, лично я такое мышление всячески поддерживаю) Грешна, что и говорить.
Читала драббл я, кстати, еще на неделе и об авторстве узнала только сейчас. Спасибо, Шинь.