961 слово. Ворнинги: 1) Девушки еще совсем молодые, ведут себя обе соответственно. 2) Хайнкель специфично себя ведет и разговаривает, хватает крепких словечек (любители могут обижаться за интерпретацию образа сколько угодно, автору все равно).
И это же надо, чтобы ей выдали в напарницы такую недотепу! «Ради твоей же безопасности», «Она за тобой проследит», «Она серьезный и ответственный помощник», бла-бла-бла! Можно подумать, что ей вообще нужен какой-то контроль, да еще и от такой глисты! Да ее за очками не видно совершенно! Лежит, дрыхнет, разве что пальчик не сосет, малолетка. Восемнадцатилетней угрюмой Хайнкель, подростку опасному и половину сознательной жизни проведшему на улице, всегда не нравился такой сорт тихонь – хоть и приютская, а все равно ни черта жизни не нюхала. Такие рохли с мечтательным взглядом всегда прячутся за спины сильных подруг. Вольф (фамилия не своя, своей не было, ей эта досталась по алфавиту на тему «животные») помнила эту девчонку хорошо – все время ходила, вцепившись в сутану Падре, даром что сама уже взрослой была – двенадцать лет не пять. Хайнкель в таком возрасте уже сама зарабатывала – то в магазине что сопрет, то подрядится где-нибудь работать за гроши. Ей-то после улицы жизнь в приюте показалась сказкой – тут тебе и харч халявный, и не колотит никто, а если колотит, так с уличными потасовками не сравнить, а еще тут есть Падре – самый замечательный и добрый взрослый на свете, который привел ее, грязную оборвашку, в это уютное местечко. Да еще и рассказал, что тут из нее сделают – во прикол! – боевую монашку. Сказано – сделано. Монашка не монашка, но боевая точно получилась. За четыре года, что ее тут промурыжили, она стала действительно сильной. Сейчас бы встретиться с парочкой ублюдков, которые жить в детстве не давали, да дать пинка под тощий зад! По чести, она и собиралась этим заняться, втихаря смотавшись после задания в свой родной район – покрасоваться в сутане, очень похожей на прикольный бэтманский прикид (на удивление понимающе Падре отнесся к ее категоричному заявлению, что она хочет быть «точь-в-точь как он») да навалять кое-кому. А тут – на тебе. Как бишь звали эту юродивую? Да и не вспомнить. Хайнкель слышала, что про нее говорили, что она совсем чокнутая, то земные поклоны бьет, то вдруг парей мутузит. Ее то ли снасильничали в детстве какие-то уроды, прихлопнувшие узкоглазых предков девчонки, то ли что-то там такое. Темное, в общем, нехорошее. И имя у нее корявое. В крещении она Юлия, это Хайнкель помнила, а вот родное имя у нее курлыкающее, как вся чудная речь этих джапов. Вот так напарница, вообще шикарно! Хайнкель неожиданно стало обидно – что-то она не припомнила этой бледной и мелкой (сколько ей натикало-то? На вид так лет пятнадцать) ни на одной тренировке. Значит, пока Вольф по-пластунски ползала по всем этим полигонам, прыгала по шинам, подтягивалась-отжималась-прыгала-бегала-стреляла, эта к чему готовилась-то? Или это ей, Хайнкель, такой довесок для игры? Протащи бомбу так, чтобы не рванула, ага. Вот попадалово. Хотя разумно, да. Не побузишь, если у тебя за спиной будет визжать такое вот большеглазое нечто. Так, все. Хватит ей уже дрыхнуть! - Вставай-ка, принцесса, - грубо произнесла Хайнкель, сильной рукой сдергивая со спящей девчонки одеяло, - пора собирать тряпье! Давай-давай! Tempo, tempo! Сидит и щурится, зябко обнимает себя руками. Вот же ж, в чем душа-то держится?! Доска и два соска, иначе и не скажешь. «Господи, помоги мне». - А? – переспросила узкоглазая, потирая себя по плечам. – Ты кто? – сонно спросила девчонка, после чего ей на голову приземлилось монашеское платье. - Я твоя напарница, - отрезала Вольф. – Нам с тобой надо сейчас поехать и устроить кое-где маленькую бучу, нехорошие два дяди продают наркоту под видом священников и порочат наше имя, - у Вольф приятно потеплело в груди. Падре часто рассказывал ей о своих рабочих буднях – он ничего не скрывал, наоборот, всячески подчеркивал, что если она будет стараться, то со временем и ей перепадут крутые дела. Дух захватывает! Первое задание! Ее первое! Если она покажет себя в хорошем свете, то это же она совсем как Падре станет! Девушка блаженно улыбнулась, но тут же заставила себя посерьезнеть. Так, не расслабляться, тут еще это нечто сидит и одевается. Неспешно так, вот черт! - Ты скоро? – раздраженно спросила Вольф, проверяя в сто пятидесятый раз кобуры с пистолетами (тяжелые, заразы, настоящие, боевые, чертовски опасные пистолеты!) и ключи от казенной машины. Старая разваливающаяся «Дачия», но это не страшно. Главное у нас что? Быстро выстрелить, быстро уйти. Кровь оставлять можно, главное не оставлять отпечатков. - Я уже, - откликнулась эта дурашка, поправляя очки на носу и кидаясь в угол. Ого, что это за фигня? Какая-то непонятная штуковина, завернутая в тряпочку. - Я готова, - робко произнесла девчонка. Ну вот, даже головой до плеча достает с трудом. И на кой ей этот камень на шею?! - Это с собой потащишь, что ли? – Хайнкель едва удержалась, чтобы не сплюнуть. - Мне без этого никак, - серьезно произнесла девчонка, - иначе я не смогу выполнить свою половину задания. Мой тот, который Фернандес, Хайнкель, - Вольф удивленно вскинула брови – видать, она очень известная персона, кумир молодежи. Совсем как Падре. Вольф хмыкнула и покосилась на «напарницу» с толикой уважения. Ну надо же, какая серьезная молодежь пошла. - На выход, - скомандовала Хайнкель. Девчонка кивнула. За порогом общежития, по которому они шли крадучись, царила кромешная тьма, фонарь вчера сломался, ага. До машины им придется метров пятьсот пройти в кромешной темноте. Где-то тут тропинка была, найти бы теперь… - Хайнкель?.. – раздался сбоку шепот, от которого Вольф невольно дернулась, пытаясь рассмотреть что-нибудь подальше трех метров. – А можно я тебя за руку возьму? - Валяй, - небрежно ответила Вольф, делая неуверенный первый шаг. Вот чертовщина. И куда это они прутся в такую темень? Полпятого утра! Хотя да, разумно – когда же еще делать мерзкие темные делишки, если не ночью? - Хайнкель? - Ну чего тебе? – раздраженно откликнулась девушка, осекшись от взгляда серьезных огромных карих глаз. - Когда начнется задание, стукни меня по голове, пожалуйста. - Чего? – вконец растерялась Хайнкель. - Я сама себя сильно не смогу, - с просящими нотками произнесла девчонка, - стукни пожалуйста. - Ладно-ладно, - пробурчала Хайнкель, споткнувшись обо что-то на дорожке и против воли сжав руку напарницы покрепче. Мда, хорошенькое начало для первой миссии, просто восхитительное!
А мне понравилась интерпретация! Вполне себе представляю таких Юмико и Хайнкель))) Особенно умилила фраза: Когда начнется задание, стукни меня по голове, пожалуйста =) Спасибо, автор! не заказчик
Славный текст. Боевой Хайнкель такая манера речи подходит. Жаль,первое задание остаётся домысливать самой - а наверняка это было б чрезвычайно забавно.)
Мир держится на слонах, слоны на черепахе, черепаха на скотче... (с)
В комнатушках, где на дверях шумят бисерные занавески, а у
- Вставай-ка, царевна. Пора собирать тряпье! - смеется Хайнкель, звеня застежкой сумки, сдергивает аккуратно расправленную на стуле белую нижнюю юбку, с которой так и не отошли пятна крови, кидает на кровать, зная, что Юмико совершенно все равно, стирает она исключительно по привычке. Японка улыбается сонно, бормочет что-то про доброе утро, маленькие ступни танцуют по холодной цветной плитке пола,
Они вместе падают на кровать, в грязной одежде на цветастое тощее покрывало, от обеих пахнет потом, кровью и порохом. Матрас узкий, Юмико не надо двигаться, чтобы щекой потереться о плечо Хайнкель, по-детски скрючиться, и они засыпают, как и сражаются, рука к руке, плечом к плечу.
В автобусе, гремящем на каждой кочке, старый пороллон, лезущий из сидений, желтой крошкой усыпает мозаику залатанного пола, и стекла дребезжат в беззубо - С нами Бог, - по-немецки шепчет в темную макушку Вольф, - с нами Бог.
Сумасшедший Вершитель, Ваше исполнение пока не может быть засчитано, поскольку не указано количество слов, как того требуют правила. Также, у Вас некоторые фразы обрываются после запятой, они явно незаконченные. Перечитайте текст, пожалуйста, и выложите полную версию. Тогда исполнение будет засчитано.
-
-
30.12.2009 в 22:13Ворнинги:
1) Девушки еще совсем молодые, ведут себя обе соответственно.
2) Хайнкель специфично себя ведет и разговаривает, хватает крепких словечек (любители могут обижаться за интерпретацию образа сколько угодно, автору все равно).
И это же надо, чтобы ей выдали в напарницы такую недотепу! «Ради твоей же безопасности», «Она за тобой проследит», «Она серьезный и ответственный помощник», бла-бла-бла! Можно подумать, что ей вообще нужен какой-то контроль, да еще и от такой глисты! Да ее за очками не видно совершенно! Лежит, дрыхнет, разве что пальчик не сосет, малолетка.
Восемнадцатилетней угрюмой Хайнкель, подростку опасному и половину сознательной жизни проведшему на улице, всегда не нравился такой сорт тихонь – хоть и приютская, а все равно ни черта жизни не нюхала. Такие рохли с мечтательным взглядом всегда прячутся за спины сильных подруг. Вольф (фамилия не своя, своей не было, ей эта досталась по алфавиту на тему «животные») помнила эту девчонку хорошо – все время ходила, вцепившись в сутану Падре, даром что сама уже взрослой была – двенадцать лет не пять. Хайнкель в таком возрасте уже сама зарабатывала – то в магазине что сопрет, то подрядится где-нибудь работать за гроши. Ей-то после улицы жизнь в приюте показалась сказкой – тут тебе и харч халявный, и не колотит никто, а если колотит, так с уличными потасовками не сравнить, а еще тут есть Падре – самый замечательный и добрый взрослый на свете, который привел ее, грязную оборвашку, в это уютное местечко. Да еще и рассказал, что тут из нее сделают – во прикол! – боевую монашку.
Сказано – сделано. Монашка не монашка, но боевая точно получилась. За четыре года, что ее тут промурыжили, она стала действительно сильной. Сейчас бы встретиться с парочкой ублюдков, которые жить в детстве не давали, да дать пинка под тощий зад! По чести, она и собиралась этим заняться, втихаря смотавшись после задания в свой родной район – покрасоваться в сутане, очень похожей на прикольный бэтманский прикид (на удивление понимающе Падре отнесся к ее категоричному заявлению, что она хочет быть «точь-в-точь как он») да навалять кое-кому. А тут – на тебе.
Как бишь звали эту юродивую? Да и не вспомнить. Хайнкель слышала, что про нее говорили, что она совсем чокнутая, то земные поклоны бьет, то вдруг парей мутузит. Ее то ли снасильничали в детстве какие-то уроды, прихлопнувшие узкоглазых предков девчонки, то ли что-то там такое. Темное, в общем, нехорошее. И имя у нее корявое. В крещении она Юлия, это Хайнкель помнила, а вот родное имя у нее курлыкающее, как вся чудная речь этих джапов. Вот так напарница, вообще шикарно!
Хайнкель неожиданно стало обидно – что-то она не припомнила этой бледной и мелкой (сколько ей натикало-то? На вид так лет пятнадцать) ни на одной тренировке. Значит, пока Вольф по-пластунски ползала по всем этим полигонам, прыгала по шинам, подтягивалась-отжималась-прыгала-бегала-стреляла, эта к чему готовилась-то? Или это ей, Хайнкель, такой довесок для игры? Протащи бомбу так, чтобы не рванула, ага. Вот попадалово. Хотя разумно, да. Не побузишь, если у тебя за спиной будет визжать такое вот большеглазое нечто.
Так, все. Хватит ей уже дрыхнуть!
- Вставай-ка, принцесса, - грубо произнесла Хайнкель, сильной рукой сдергивая со спящей девчонки одеяло, - пора собирать тряпье! Давай-давай! Tempo, tempo!
Сидит и щурится, зябко обнимает себя руками. Вот же ж, в чем душа-то держится?! Доска и два соска, иначе и не скажешь. «Господи, помоги мне».
- А? – переспросила узкоглазая, потирая себя по плечам. – Ты кто? – сонно спросила девчонка, после чего ей на голову приземлилось монашеское платье.
- Я твоя напарница, - отрезала Вольф. – Нам с тобой надо сейчас поехать и устроить кое-где маленькую бучу, нехорошие два дяди продают наркоту под видом священников и порочат наше имя, - у Вольф приятно потеплело в груди.
Падре часто рассказывал ей о своих рабочих буднях – он ничего не скрывал, наоборот, всячески подчеркивал, что если она будет стараться, то со временем и ей перепадут крутые дела. Дух захватывает! Первое задание! Ее первое! Если она покажет себя в хорошем свете, то это же она совсем как Падре станет! Девушка блаженно улыбнулась, но тут же заставила себя посерьезнеть. Так, не расслабляться, тут еще это нечто сидит и одевается. Неспешно так, вот черт!
- Ты скоро? – раздраженно спросила Вольф, проверяя в сто пятидесятый раз кобуры с пистолетами (тяжелые, заразы, настоящие, боевые, чертовски опасные пистолеты!) и ключи от казенной машины. Старая разваливающаяся «Дачия», но это не страшно. Главное у нас что? Быстро выстрелить, быстро уйти. Кровь оставлять можно, главное не оставлять отпечатков.
- Я уже, - откликнулась эта дурашка, поправляя очки на носу и кидаясь в угол.
Ого, что это за фигня? Какая-то непонятная штуковина, завернутая в тряпочку.
- Я готова, - робко произнесла девчонка. Ну вот, даже головой до плеча достает с трудом. И на кой ей этот камень на шею?!
- Это с собой потащишь, что ли? – Хайнкель едва удержалась, чтобы не сплюнуть.
- Мне без этого никак, - серьезно произнесла девчонка, - иначе я не смогу выполнить свою половину задания. Мой тот, который Фернандес, Хайнкель, - Вольф удивленно вскинула брови – видать, она очень известная персона, кумир молодежи. Совсем как Падре.
Вольф хмыкнула и покосилась на «напарницу» с толикой уважения. Ну надо же, какая серьезная молодежь пошла.
- На выход, - скомандовала Хайнкель. Девчонка кивнула.
За порогом общежития, по которому они шли крадучись, царила кромешная тьма, фонарь вчера сломался, ага. До машины им придется метров пятьсот пройти в кромешной темноте. Где-то тут тропинка была, найти бы теперь…
- Хайнкель?.. – раздался сбоку шепот, от которого Вольф невольно дернулась, пытаясь рассмотреть что-нибудь подальше трех метров. – А можно я тебя за руку возьму?
- Валяй, - небрежно ответила Вольф, делая неуверенный первый шаг. Вот чертовщина. И куда это они прутся в такую темень? Полпятого утра! Хотя да, разумно – когда же еще делать мерзкие темные делишки, если не ночью?
- Хайнкель?
- Ну чего тебе? – раздраженно откликнулась девушка, осекшись от взгляда серьезных огромных карих глаз.
- Когда начнется задание, стукни меня по голове, пожалуйста.
- Чего? – вконец растерялась Хайнкель.
- Я сама себя сильно не смогу, - с просящими нотками произнесла девчонка, - стукни пожалуйста.
- Ладно-ладно, - пробурчала Хайнкель, споткнувшись обо что-то на дорожке и против воли сжав руку напарницы покрепче.
Мда, хорошенькое начало для первой миссии, просто восхитительное!
-
-
31.12.2009 в 01:17Особенно умилила фраза:
Когда начнется задание, стукни меня по голове, пожалуйста
=)
Спасибо, автор!
не заказчик
-
-
31.12.2009 в 07:56-
-
31.12.2009 в 13:02Боевой Хайнкель такая манера речи подходит.
Жаль,первое задание остаётся домысливать самой - а наверняка это было б чрезвычайно забавно.)
-
-
31.12.2009 в 18:26хотя, я не заказчик
-
-
24.01.2011 в 23:56- Вставай-ка, царевна. Пора собирать тряпье! - смеется Хайнкель, звеня застежкой сумки, сдергивает аккуратно расправленную на стуле белую нижнюю юбку, с которой так и не отошли пятна крови, кидает на кровать, зная, что Юмико совершенно все равно, стирает она исключительно по привычке.
Японка улыбается сонно, бормочет что-то про доброе утро, маленькие ступни танцуют по холодной цветной плитке пола,
Они вместе падают на кровать, в грязной одежде на цветастое тощее покрывало, от обеих пахнет потом, кровью и порохом. Матрас узкий, Юмико не надо двигаться, чтобы щекой потереться о плечо Хайнкель, по-детски скрючиться, и они засыпают, как и сражаются, рука к руке, плечом к плечу.
В автобусе, гремящем на каждой кочке, старый пороллон, лезущий из сидений, желтой крошкой усыпает мозаику залатанного пола, и стекла дребезжат в беззубо
- С нами Бог, - по-немецки шепчет в темную макушку Вольф, - с нами Бог.
-
-
29.01.2011 в 03:51Временно исполняющий обязанности администратора