- Пятьдесят?.. - Семьдесят семь. Это было семьдесят семь лет назад, - Виктория церемонным жестом отставила чашку в сторону, - мне самой слабо верится, что я отметила девятый юбилей. - Внимание к датам – это только по молодости, - Алукард откинулся на спинку тяжело скрипнувшего плетеного стула из ротанга, - после второй сотни начнешь путаться и судорожно считать свой возраст на бумажке. Главное помнить год своего рождения и место смерти. - Я помню, - вежливо откликнулась Виктория, потянувшись к заварочному чайнику. – Еще чая? - Называй вещи своими именами, - усмехнулся Алукард. - Как скажете, Отец. Еще крови? Алукард доволен и недоволен одновременно. Когда-то его влекли перемены, пока он не понял, что все перемены – суть один закольцованный путь к одиночеству, которое подходит со спины слишком неожиданно. Виктория… повзрослела. Иначе это сложно назвать. Фиктивно. Этакая взрослость вампира, осознавшего, что близится первая сотня. Скоро она начнет молодиться и отчаянно цепляться за обнадеживающе круглое «сто», а после, когда вторая сотня начнет скрестись в ворота Нежизни, этот предрассудок умрет. Хотя у некоторых кокеток он оставался навечно. Виктория выучилась некоторым манерам. Перенимала их тягуче долго, неторопливо – пропитывалась. О похождениях питомицы Алукард знал все – из длинных обстоятельных писем, всегда оставлявшихся на почтамте до востребования. Английская педантичность позволяла забрать их и через три года после отправления – никто никуда не торопился под вечной Луной. Знал о том, как она нанялась прислугой в старинный особняк, живущий туристическим бизнесом. С большим трудом, надо сказать – в такое родовое дело редко кто вхож со стороны. Знал о трех годах жизни в заброшенном валлийском особняке – как и любого вампира, ее начинал примерно раз в пятьдесят лет терзать отчаянный сплин по человеческим знакомым. Знал о мыканьях, скитаниях и одиночестве, когда некуда было приткнуться. Знал о том, как она стала истинной английской леди – почти по традициям умершей викторианской эпохи. Знал о сомнительном бизнесе – торговле кровью. О, он знал о Виктории гораздо больше, чем хотел бы. Он редко отслеживал судьбы своих питомцев, однако Виктория слишком упрямо за нее цеплялась. Знал он и о весьма удачной партии. - Милая… здравствуйте, Отец, - церемонно поклонился молодой худощавый юноша с вьющимися рыжими волосами. – Не стану мешать. Когда наступит рассвет, милости прошу укрыться в нашей гостиной и выбрать себе блюдо по вкусу. - Снова рыжий? – усмехнулся Алукард в изящную венецианскую чашку. - Имею слабость, - вздохнула Виктория. – Он незаурядной внешности, образование получил еще в семнадцатом веке. Его семья – одна из старейших в Лондоне, - Алукард скучливо кивнул, Виктория умолкла. О ее похождениях в облике прекрасной куртизанки, нашедшей себе самую достойную партию из семьи Уайтчеппелов, он тоже знал из ее писем. Потрясающий карьерный рост для вампира, которому еще не минуло сотни. - Вы все носите траур? – изящным жестом Виктория отослала в сторону бледную, как ее хозяйка, девушку-донора с грязными чашками. – Не хотите ли развлечься этой ночью? В казино «Палас» сегодня обещается настоящий Пир. - Свет наскучил мне еще при Абрахаме, иначе я не дал бы себя поймать, - сухо ответил вампир. – Впредь не заговаривай о моем трауре, если не хочешь, чтобы я укоротил тебе язык. Виктория поспешно склонила голову в покаянном жесте, полном страха. - Простите, Отец. Алукард молча окунул мизинец в свою вновь наполненную чашку, проигнорировав наморщенный нос Виктории. Однако она вряд ли бы посмела высказать ему что-то вслух – он ее Отец, пусть по его приказу она, не сомневаясь и на глазах мужа, отдала бы ему и свое тело, и все те души, что накопила за все время – так принято. Своему Создателю нужно платить любую цену, а потому вампирский мир рано или поздно вымрет окончательно, когда его владельцу, скучливо рисующему пентаграмму «чаем» вдруг захочется стребовать весь свой долг. На белоснежной скатерти кричащим пятном была выведена Печать Кромвеля. - Простите, Отец, - повторила Виктория со вздохом. – Я так хотела бы, чтобы вы остались со мной еще на несколько лет. Дом огромен, детей наших вы даже не услышите – сами знаете, как они тихи. Однако я знаю, скоро вам станет скучно и вы уйдете скитаться по свету в поисках ответов. - Ответ может быть один, - ротанг снова скрипнул, когда Алукард выпрямился во весь рост. – Я пока что не желаю загнивать в уютной вилле у моря. Последние сто лет… - Сто семьдесят лет, - вполголоса поправила его Виктория. - Неважно. Хеллсинги изменили меня. Без Печати я не могу найти самое себя. Со смертью Хозяина я потерял что-то. И я не намерен останавливаться, пока я это не отыщу вновь. Мой траур продлится до тех пор, - лаконично ответил он. Виктория сложила руки перед собой и скромно поклонилась: - Как вам будет угодно, Отец. Прикажете на предрассветный сон позвать к вам куртизанку? Либо же мне составить вам компанию? - Пустое, - наморщил он нос в который раз. Эта глупая традиция вампирского мира вечно предлагать все церемонным скучным тоном его утомляла. – У тебя же за семь десятков лет только два ребенка, я думаю, род Уайтчеппелов ждет, когда ты отдашь им долг за выход в Свет полностью, так что порадуй своим прекрасным обществом, - голос Алукарда неожиданно потеплел, когда вампир коснулся руки, затянутой в голубой рукав строгого платья, - своего ненаглядного супруга. Я все равно не намерен спать. - Как вам будет угодно, - прошелестела с довольной улыбкой Виктория, вновь коротко поклонившись и шагнув спиной в тени. Алукард отвернулся и сощурился на узкую полосу рассветного моря. То было неспокойно, словно повторяя движение мыслей одного старого-старого носферату. Минутой позже, Алукард шагнул в дом, стоило только первому лучу солнца коснуться столика, за которым он с Викторией распивал чай. На белоснежной скатерти осталось только кровавое пятно Печати Кромвеля.
-
-
04.12.2009 в 22:21- Пятьдесят?..
- Семьдесят семь. Это было семьдесят семь лет назад, - Виктория церемонным жестом отставила чашку в сторону, - мне самой слабо верится, что я отметила девятый юбилей.
- Внимание к датам – это только по молодости, - Алукард откинулся на спинку тяжело скрипнувшего плетеного стула из ротанга, - после второй сотни начнешь путаться и судорожно считать свой возраст на бумажке. Главное помнить год своего рождения и место смерти.
- Я помню, - вежливо откликнулась Виктория, потянувшись к заварочному чайнику. – Еще чая?
- Называй вещи своими именами, - усмехнулся Алукард.
- Как скажете, Отец. Еще крови?
Алукард доволен и недоволен одновременно. Когда-то его влекли перемены, пока он не понял, что все перемены – суть один закольцованный путь к одиночеству, которое подходит со спины слишком неожиданно.
Виктория… повзрослела. Иначе это сложно назвать. Фиктивно. Этакая взрослость вампира, осознавшего, что близится первая сотня. Скоро она начнет молодиться и отчаянно цепляться за обнадеживающе круглое «сто», а после, когда вторая сотня начнет скрестись в ворота Нежизни, этот предрассудок умрет. Хотя у некоторых кокеток он оставался навечно.
Виктория выучилась некоторым манерам. Перенимала их тягуче долго, неторопливо – пропитывалась. О похождениях питомицы Алукард знал все – из длинных обстоятельных писем, всегда оставлявшихся на почтамте до востребования. Английская педантичность позволяла забрать их и через три года после отправления – никто никуда не торопился под вечной Луной.
Знал о том, как она нанялась прислугой в старинный особняк, живущий туристическим бизнесом. С большим трудом, надо сказать – в такое родовое дело редко кто вхож со стороны.
Знал о трех годах жизни в заброшенном валлийском особняке – как и любого вампира, ее начинал примерно раз в пятьдесят лет терзать отчаянный сплин по человеческим знакомым.
Знал о мыканьях, скитаниях и одиночестве, когда некуда было приткнуться.
Знал о том, как она стала истинной английской леди – почти по традициям умершей викторианской эпохи.
Знал о сомнительном бизнесе – торговле кровью.
О, он знал о Виктории гораздо больше, чем хотел бы. Он редко отслеживал судьбы своих питомцев, однако Виктория слишком упрямо за нее цеплялась.
Знал он и о весьма удачной партии.
- Милая… здравствуйте, Отец, - церемонно поклонился молодой худощавый юноша с вьющимися рыжими волосами. – Не стану мешать. Когда наступит рассвет, милости прошу укрыться в нашей гостиной и выбрать себе блюдо по вкусу.
- Снова рыжий? – усмехнулся Алукард в изящную венецианскую чашку.
- Имею слабость, - вздохнула Виктория. – Он незаурядной внешности, образование получил еще в семнадцатом веке. Его семья – одна из старейших в Лондоне, - Алукард скучливо кивнул, Виктория умолкла.
О ее похождениях в облике прекрасной куртизанки, нашедшей себе самую достойную партию из семьи Уайтчеппелов, он тоже знал из ее писем. Потрясающий карьерный рост для вампира, которому еще не минуло сотни.
- Вы все носите траур? – изящным жестом Виктория отослала в сторону бледную, как ее хозяйка, девушку-донора с грязными чашками. – Не хотите ли развлечься этой ночью? В казино «Палас» сегодня обещается настоящий Пир.
- Свет наскучил мне еще при Абрахаме, иначе я не дал бы себя поймать, - сухо ответил вампир. – Впредь не заговаривай о моем трауре, если не хочешь, чтобы я укоротил тебе язык.
Виктория поспешно склонила голову в покаянном жесте, полном страха.
- Простите, Отец.
Алукард молча окунул мизинец в свою вновь наполненную чашку, проигнорировав наморщенный нос Виктории. Однако она вряд ли бы посмела высказать ему что-то вслух – он ее Отец, пусть по его приказу она, не сомневаясь и на глазах мужа, отдала бы ему и свое тело, и все те души, что накопила за все время – так принято. Своему Создателю нужно платить любую цену, а потому вампирский мир рано или поздно вымрет окончательно, когда его владельцу, скучливо рисующему пентаграмму «чаем» вдруг захочется стребовать весь свой долг. На белоснежной скатерти кричащим пятном была выведена Печать Кромвеля.
- Простите, Отец, - повторила Виктория со вздохом. – Я так хотела бы, чтобы вы остались со мной еще на несколько лет. Дом огромен, детей наших вы даже не услышите – сами знаете, как они тихи. Однако я знаю, скоро вам станет скучно и вы уйдете скитаться по свету в поисках ответов.
- Ответ может быть один, - ротанг снова скрипнул, когда Алукард выпрямился во весь рост. – Я пока что не желаю загнивать в уютной вилле у моря. Последние сто лет…
- Сто семьдесят лет, - вполголоса поправила его Виктория.
- Неважно. Хеллсинги изменили меня. Без Печати я не могу найти самое себя. Со смертью Хозяина я потерял что-то. И я не намерен останавливаться, пока я это не отыщу вновь. Мой траур продлится до тех пор, - лаконично ответил он.
Виктория сложила руки перед собой и скромно поклонилась:
- Как вам будет угодно, Отец. Прикажете на предрассветный сон позвать к вам куртизанку? Либо же мне составить вам компанию?
- Пустое, - наморщил он нос в который раз. Эта глупая традиция вампирского мира вечно предлагать все церемонным скучным тоном его утомляла. – У тебя же за семь десятков лет только два ребенка, я думаю, род Уайтчеппелов ждет, когда ты отдашь им долг за выход в Свет полностью, так что порадуй своим прекрасным обществом, - голос Алукарда неожиданно потеплел, когда вампир коснулся руки, затянутой в голубой рукав строгого платья, - своего ненаглядного супруга. Я все равно не намерен спать.
- Как вам будет угодно, - прошелестела с довольной улыбкой Виктория, вновь коротко поклонившись и шагнув спиной в тени.
Алукард отвернулся и сощурился на узкую полосу рассветного моря. То было неспокойно, словно повторяя движение мыслей одного старого-старого носферату. Минутой позже, Алукард шагнул в дом, стоило только первому лучу солнца коснуться столика, за которым он с Викторией распивал чай.
На белоснежной скатерти осталось только кровавое пятно Печати Кромвеля.
-
-
06.12.2009 в 22:04-
-
06.12.2009 в 22:11-
-
10.12.2009 в 03:22-
-
10.12.2009 в 11:46Рада, что вам понравилось, спасибо)