А почему бы и нет. Заранее покорнейше прошу прощения у заказчика.
1 686Один Братьев хоронят в соседних могилах – два ярда. Три длинных шага между двумя пропастями. Цветы несут на обе могилы. Над обоими гробами скорбят. Но шелест (гнусное шипение) Интегра слышит за четыре ряда – позади себя. «Кощунство». Правое плечо у нее чуть крупнее левого – там, под черным глухим платьем, три слоя бинтов и кусок гниющего мяса, синяк и ожог от пороха. «Вам бы в постель», – так сказал врач. – Леди Хеллсинг? На обезболивающих Интегра не поворачивается – ворочается. Всем телом в сторону священника. Утыкается взглядом в крест – маячит-маячит перед носом. Гипнотизирует. – Может быть, вы хотите что-нибудь?.. Окончание тонет – в простреле. Ноет кусок мяса. Напоминает о себе. Интегра полусонно кивает. Ее речь будет совсем-совсем короткой. «Маленькая, а уже такая бездушная», – шипит на нее ветер неузнаваемыми голосами с задних рядов. «Помилуйте, у девочки шок», – отвечает неуверенно другой. Три комка земли в одну могилу. Три комка земли во вторую. – Покойтесь с миром, – произносит Интегра. И грустно улыбается. Кощунственно – это к чему? Кощунственно, что на похоронах убийца? Кощунственно, что брата-предателя хоронят рядом с ее отцом? Кощунственно, что вампир ошивается в десяти ярдах от похоронной процессии? Кощунственно, что это не она лежит в могиле рядом с отцом, а всего лишь обошлась нашлепкой на плечо и рваной раной? Возвращаясь домой, Интегра примеряет школьный пиджак – сойдет, пока ей не сошьют новый. Пишет заявление об уходе из школы и подшивает в папку (синяя папка – на подпись Уолтеру, красная папка – сэр Айлендзу, проставить даты, вклеить цветастые ярлычки). Берет в руки отцовское перо (тяжелое, куда тяжелее пистолета и всех пуль в нем). Конечно, все было бы куда проще, если бы так и закончилось – сперва оторванное ухо (три секунды боли). А потом максимум час мучений. И все. Дядя, Интегра знает это, тоже устроил бы ей отличные похороны (как бы сделать так, чтобы его имя не начали полоскать? В синюю папку вложить листочек с вопросом). Она неуверенно берет первый отчет (черная папка – на визирование ей лично) и выводит подпись. Первая петля идет с натужным скрипом, вторая ложится кривой тенью, третий росчерк добивает зачатки каллиграфии. Второй документ подписывать проще. Третьего она не замечает. Отец не запомнил дядю Ричарда предателем. И он бы не простил, кремируй Интегра его и прикопай где-нибудь в сторонке от семейного кладбища. За оградой. Ни к чему. Интегра все простила – одной пулей, больше не понадобилось. Мертвых прощать бесконечно просто. За документами Интегра проводит всю ночь – читает, вникает, черкает, расписывается, широко, размашисто, по-мужски. И совсем, совсем не скорбит – не тревожит чужую память. Мертвым, пожалуй, нужно только одно – чтобы их оставили, наконец, в покое.
Два В обойме простые свинцовые пули – их осталось три с последнего выезда, Интегра отлично это помнит. Три – одна в голову (калибр разнесет полчерепа в куски), одна в печень (на всякий случай и для надежности) и последняя про запас. На всякий случай. Мало ли что. Это традиция – в пистолете дяди Ричарда оставалась ровно одна пуля. Ровно одна попытка. Девушка перед ней путается. Мнется, как будто в туалет не сходила (теперь уже нечем будет на все посмертие). Грызет губы. И сторонится аккуратного квадратика света на черной шашке ковра. Ей хватит и одной пули. Интегра почти видит дыру между рыжеватых бровей. Интегра может выстрелить, не поднимая глаз от бумаги. Интегра поднимает глаза – и девчонка (так просто не бывает) чудо как похожа на человека. Только боится она неправильно. Голову в плечи втягивает. Сжимает пальцы в кулаки. Она чувствует угрозу, но не понимает этого. Она чувствует, что Интегре хватит для нее одной, свинцовой, пули. – Я могла бы устроить допрос, но это пустая трата времени. Чтобы нажать на спуск Интегре потребуется полторы секунды. Пистолет лежит поверх стопки бумаг – он привычнее чашки с чаем. Он всегда снят с предохранителя – короткая такая дорога к чужой смерти. – Почему вы не отказали ему? Девчонка улыбается (щерит клыки, но не чувствует этого). Тянет с ответом (мурашки размером с виноградину, наверное). Пистолет нервирует ее. Девчонка машинально поскребывает грудь (ребра разворотило, наверное). – Я не знаю, – отвечает она беспомощно. Интегра откладывает в сторону лист – на черный пистолет. Кладет голову на переплетенные пальцы. – Подумайте еще раз, – произносит она без угрозы. – Я не тороплю. Иногда Интегра думает – как это, постоянно со смертью за плечами. Она представляет это себе так: костяные пальцы на задней стороне шеи (мерзость). И их не стряхнуть. И даже если они не давят – как можно быть уверенным, что они не сожмутся однажды намертво? – Я… просто хотела жить, – бесхитростно отвечает девчонка. Краснеет. Кусает себя за язык: жалеет, что не придумала что-нибудь («Я офицер полиции, мое дело – защищать Родину ценою всех своих…»). Интегра прикуривает сигариллу. Откладывает еще один лист на пистолет – чувствует буквально, как девчонка высовывает голову из плеч. Неуверенно так. Любопытно. – У нас никому не дается испытательного срока. Обычно, – произносит Интегра на выдохе. – Но конкретно у вас он будет. – Три месяца? – робко спрашивает девчонка. – До первой серьезной оплошности, – хмыкает Интегра. – Серьезность я определю сама. Либо до тех пор, пока вы не заслужите доверие. Мое лично доверие. У девчонки так трясутся колени, что она чуть не падает – колени представили себе, сколько весит доверие Интегры Хеллсинг. В граммах. Но вот глаза у мертвой девушки упрямые – хорошие такие глаза. Даже если все внутри нее говорит, что проще проработать до смерти Интегры Хеллсинг без оплошностей, ровно и аккуратно, она собирается завоевывать доверие. – Спасибо, – сердечно произносит девчонка. – Спасибо за второй шанс. Хорошее определение посмертию. Не будь его – Интегра выхватила бы пистолет за полторы секунды. Даже из-под двух листов бумаги.
Три В черной папке восемьдесят шесть карточек. Десять минут работы, если подумать. Интегра, не глядя, выбрасывает всю стопку в мусорную корзину: садится писать сама. Первые строчки («С прискорбием сообщаем вам…») идут туго. Интегра ненавидит канцеляризмы. Она знает, как было бы лучше: передать какую-нибудь личную вещь (портсигар, пистолет, фотокарточку, да хоть личную коллекцию порножурналов…) из рук в руки. Это было бы честно. «Мне очень жаль», – в ее случае не фальшивка. Интегра пишет письма так, чтобы они отличались хоть немного. Она перекладывает перо из левой руки в правую: судороги. Руки тренированные, связки стальные, но восемьдесят шесть раз стерпеть отдачу в плечо даже для нее непросто. Над десятым письмом (капрал Джонсон, северный вход, патруль) Интегра замирает. Ее мысль – хорошая, разработанная мышца. Фантазии, мечты, «а что если…» – это тяжело и почти непостижимо. Мясо для вегетарианца. Но проскальзывает – иногда. Вот так неожиданно. За работой, за ужином, за сожалением. «Интересно, он меня узнал?» Когда она добивала капрала Джонсона, в коридоре нечем было дышать – прах и тлен осели на стенах, а Интегра только и думала, что чистить бесполезно, лучше и проще сжечь (Уолтер нанял бригаду, которая справилась за полтора дня). Она сменила магазин двенадцать раз. И на капрале в тринадцатом осталось ровно две пули. Она нажала на спуск (пуля прямо в глаз угодила, он запекся и завонял до того, как тело распалось на куски, а потом в крошку). Все как и положено. Долг выполнен. И традиция соблюдена – ровно один патрон в магазине. Пистолет привычнее чашки чая – Интегра берет его подрагивающей левой рукой. Встряхивает («Звяк-звяк», – отвечает ей патрон). Может быть, пора традицию сделать более… полезной? Интегра отлично знает запах пороха – кислый. Немножко с железом. На языке, наверное, и вовсе дрянь ужасная. «Стошнит до того, как мозги вылетят», – бесстрастно заключает она. Но рука лежит на рукоятке крепко. И пальцы на спусковом крючке. Этот пистолет всегда снят с предохранителя – и Интегра сама не понимает своего запястья. А оно дергается. Требует цели – немедленно. Ваза все равно была дурацкой. И пыльной ужасно. Ненужная какая-то традиция, если подумать. – Уолтер, вызови кого-нибудь из бригады уборщиков, – произносит она в селектор почти спокойно. – Какие-то проблемы, сэр? – вот уж точно – у стен есть уши. И глаза. И один – в монокле. – Небольшая неприятность. Побыстрее, пожалуйста. Левая рука все еще дергается. Ацедипрола бы. Но правая рука (почерк не такой красивый) двигается ровно. Скользит. Вкладывается. «С прискорбием сообщаем вам…»
читать дальшеЧетыре – Такими темпами мне спокойно умереть не дадут, – бурчит Интегра в тот сентябрьский вечер. Лет сорок назад она сказала бы то же самое. Школа была опаснее, если подумать. Черная папка разрывается от бумажек, часть даже на пол выпала – ну и подождет. Интегра закуривает и позволяет себе роскошь – не думать. Хотя бы пару минут. – Полноте, леди Хеллсинг. Неужели вам хочется мирной смерти? – бархатно звучит Алукард – отовсюду сразу. С ним можно многое себе позволить. Например – отвечать не задумываясь любое, что придет в голову. – Я не тороплюсь в Вальгаллу. Не имею ничего против мирной кончины… – …в окружении скорбящих друзей и родственников, – усмешкой заканчивает Алукард ее предложение. – Но «не имею против» – не значит «хочу», госпожа. – На такие вещи сложно загадывать, – пожимает Интегра плечами. Дым скользит к потолку. Наталкивается на него – с какой-то досадой устремляется к приоткрытому окну. Почему-то это заставляет улыбнуться: всегда вверх. Неплохо. – А если бы была возможность? – он воплощается неожиданно – чуть ли не из пола вырастает. Интегра лениво расщуривается. Смотрит на Алукарда снизу вверх из кресла (ноги заброшены на стол, а она сама – плохая пародия на одноглазого Джо). – Загадать на свою смерть? – уточняет Интегра со смешком. Невнятные разговоры без темы – конек Алукарда. Ему всегда кажется, что он очень много ниточек протягивает через них к своей госпоже. – Верно, – почти мурлычет Алукард. – Какую смерть ты бы предпочла, госпожа? За необременительным трепом (с ним ведь действительно многое можно) Интегра единственным уцелевшим глазом видит правду, которая слишком беспокоит одного не в меру старого и бессмертного юнца. Он как солдат из старой сказки – хочет протащить ее в рюкзаке мимо Смерти. Интегра ведет к смерти дорожкой из одной пули. Ему тоже нужно немного, если подумать. Всего один укус. Иногда эта его настойчивость и уверенность (почти детская), что однажды она все-таки… – Внезапную, Алукард, – улыбается Интегра в ответ. – Остальное неважно. Плохо лишь одно – когда смерть долго расшаркивается. Лет этак шестьсот, например. Улыбка стекает с его лица. И в глазах вместо отчаянной веры в то, чего не может статься – только печаль. Интегре очень хочется потрепать его по щеке (у нее морщинистые руки и есть пигментное пятно, а узор из вен с годами стал четким, как карандашом выведенным). С ним многое можно себе позволить – Интегра гладит бледную-бледную, гладкую (мертвую?) кожу. И понимает одну забавную, в общем-то, вещь. Алукард так долго (пятьсот с небольшим лет) бегает от смерти, что умеет ее только… кхм, причинить. А сам уже с трудом понимает, что же это такое. А вот Интегра Хеллсинг знакома с ней не понаслышке. Возможно, поэтому она всегда к ней готова. И знает, что у любой смерти есть своя положительная сторона – возможность подвести черту под жизнью. Лишь бы последняя была достойной. А остальное если и имеет значение, то уж точно не для нее.
Отличнейшая вещь!!! Пробрало меня все же!!! Получила удовольствие от хорошего рассказа, а это немало! Особенно под эту музыку: Zero-project -- Moonlight No. 1
-
-
09.02.2012 в 00:55Заранее покорнейше прошу прощения у заказчика.
1 686
-
-
09.02.2012 в 00:55-
-
09.02.2012 в 18:05-
-
09.02.2012 в 18:44-
-
09.02.2012 в 20:08Гость, может быть, потому что автор работает без беты. А может, по другой причине.
-
-
09.02.2012 в 22:36потому что повязки чаще менять надо. И о врачах не забывать. А то гангрена.
-
-
09.02.2012 в 22:51У тринадцатилетней девочки гангрена и всем нет дела?! Гость шокирован.
-
-
09.02.2012 в 22:52-
-
01.03.2012 в 23:00Спасибо автору.
-
-
15.03.2012 в 02:13Особенно под эту музыку:
Zero-project -- Moonlight No. 1