«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)
Художник: Морана С.
Автор: Seras-chan
Название: «Отражение»
Персонажи: Алукард/Герликард
Категория: гет
Жанр: Angst, Drama
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: жестокость
Размер: Драббл
арт во всей красе
Ближе, обвей мои плечи рукой
И держи меня крепче, так надо — не дай мне уйти.
Ночь все тише, я прошу, подари мне покой,
Помоги мне закрыть эту страшную пропасть в груди!
С. Калугин
И держи меня крепче, так надо — не дай мне уйти.
Ночь все тише, я прошу, подари мне покой,
Помоги мне закрыть эту страшную пропасть в груди!
С. Калугин
читать дальшеБыла темнота. Был женский голос на границе между сном и явью, голос, звучавший то насмешливо и требовательно, то с печалью и затаенной нежностью, то с отчаянной и несгибаемой властностью, которой почти невозможно было противиться. У голоса не было имени и лица.
Проснувшись в темноте подвала бывшего особняка Хеллсингов, Алукард точно знал, как выглядит та, кто прорывалась в его воспоминания и сны. Впрочем, имени у нее действительно не было. Он стер ее, уничтожил так же, как и остальные миллионы душ, образов, масок и воспоминаний, за тридцать лет хватило времени на все, и теперь, как будто содрал со стен без жалости и выцветшие фотографии, и полотна в тяжелых рамах, и неумелые детские рисунки, он остался один в пустоте.
***
Он не знал, зачем и когда решил вспомнить… Нет, он помнил, но воспоминания подернулись патиной, и теперь он безуспешно пытался разглядеть в их зеркале собственное отражение — искривленное и искаженное, разбитое сетью трещин на фрагменты причудливой мозаики, но хоть сколько-нибудь отчетливое. Под сомкнутыми веками мелькали женские лица, перетекали одно в другое, как будто сделанные из воска и оставленные на жарком июльском солнце, ненавистном, прекрасном и несущем смерть.
Смерть уравняла их всех — девочек и старух, королев и нищенок, рабынь и…
— Эй, ты долго собираешься так валяться? — прозвучал резковатый девичий голос.
Алукард от неожиданности открыл глаза. На него, не мигая, уставилась девушка с волосами цвета запекшейся крови и неестественно-бледной кожей, такой, какая бывает у узников подземелий, годами не видевших солнечного света. Она была много старше, чем он представлял, да и в остальном точного сходства добиться не удалось, и несовершенство несколько раздражало. Равно как и отсутствие одежды: девица была в одном белье, но, по-видимому, нимало этого не смущалась.
— Помнится мне, результат должен был выглядеть лет на пять младше.
— Не все же мальчишку-дворецкого охмурять, — откликнулось то, что временно (временно ли?) перестало быть его частью.
— Я создавал тебя не для того, чтобы охмурять кого-либо, — Алукард поморщился при упоминании Уолтера. Разочарование, которым обернулось былое восхищение дворецким, грызло его до сих пор.
— Да ну?
Он промолчал. Девушка щелкнула пальцами, и темнота свилась во что-то продолговатое, а через мгновение обрела форму сигареты в длинном мундштуке. Под пристальным взглядом чуть раскосых глаз кончик сигареты задымился.
— Неплохо, но все равно не то, что настоящие, — с сожалением заметила она, вдыхая дым. — Вот американские сигареты, которые я таскала у дворецкого в сороковых, это был просто шик. Спорим, сейчас таких не делают?
Алукард хмыкнул и вновь прикрыл глаза. Он уже не слишком помнил, зачем и почему когда-то создал это чудовище — ибо чудовищем из чудовищ может быть и двенадцатилетняя девочка, и семнадцатилетняя девушка, особенно если она и есть сам Алукард.
Видимо, именно поэтому.
— А твоя Интегра? Что она курила, какие-то дамские сигаретки? Впрочем, ее папаша и этого бы не одобрил. Знаю я этих мужчин, гуляки в молодости, ханжи в старости. Да уж, повезло, что он сыграл в ящик раньше, чем она повзрослела…
— Какое тебе дело? — он усмехнулся. Темнота под веками побледнела и выцвела, вытесненная знакомым ликом в обрамлении светлых волос.
— Какое дело тебе? — парировала девушка. — Она давно умерла, а ты до сих пор приходишь сюда, сидишь и скулишь, как цепной пес, потерявший…
Она не успела закончить: Алукард протянул руку, а продолжением руки потянулась тьма, стянула маслянисто поблескивающими кольцами тонкую шею, пережимая ниточку колотящегося пульса.
— Не тебе об этом судить, девчонка, — выплюнул он, еще не понимая, что попался в ловушку. — Ни об Интегре, ни об ее отце. Ты ведь только и знаешь, что болтать о мужчинах, имевших тебя, словно…
— Словно дешевую шлюху? — закончила она за него, с трудом проталкивая воздух сквозь горло, но даже в сдавленном хрипе отчетливо слышалась издевка. — Как самокритично! Цепной пес и грошовая сука, отличная парочка, согласись!
Хруст ломающихся позвонков прозвучал неправдоподобно громко в тишине. Разжав пальцы, Алукард опустил руку, и обмякшее худенькое тело навалилось на него почти неощутимо, не тяжелее сломанной куклы. Он даже не потрудился его столкнуть: проще было подождать, пока сгусток тьмы растворится среди прочих теней.
Но тут казавшееся безжизненным бледное личико вдруг расплылось в злорадной ухмылке, а слишком маленькая рука в привычной белой перчатке с пентаграммой скользнула к паху Алукарда.
— Ты не убьешь меня, даже если по-настоящему захочешь. Не посмеешь, — ледяная насмешка резанула чем-то невыносимо знакомым, отозвавшимся противной болью в груди, и Алукард замер, не решаясь отбросить прочь наглую девицу. Он не хотел, не мог, не собирался лепить маску, хоть чем-то напоминающую о последней хозяйке, но память о ней сыграла с ним недобрую шутку. Между тем негромкий и растерявший напускную насмешливость и браваду голос звучал мерно, почти гипнотизируя: — Ты ведь понимаешь, зачем я тебе понадобилась сейчас. Тебе нужен хоть кто-нибудь, чтобы забыть о своей беде.
— Я ошибся, — он отвернулся, вглядываясь в темноту. Умелые пальчики уже расстегнули его брюки и теперь скользили по твердеющему члену. — Делай что хочешь. Когда ты закончишь, я убью тебя.
— О, только не меня, — повторила девушка, оседлывая бедра Алукарда и медленно потираясь промежностью о его пах. — Ты слишком скучал.
Он знал, что это ложь. Она не была одной из тех, о ком он тосковал — была лишь кривым зеркалом, отразившим их всех, но отчего-то этого оказалось достаточно.
Алукард притянул к себе девушку, сжал пальцы на хрупких плечах. И можно было, зажмурившись, представить себе совсем другую женщину, но до самого конца он так и не закрыл глаза.