«Летние каникулы» — Первый этап (история по картинке)
Художник: прекратите придуриваться, Зигмунд.
Автор: Rendomski
Название: «Хайнкель Вольф и последний крестовый поход»
Рейтинг: PG
Герои: Хайнкель, Серас, Пип, Интегра, гроб.
Категория: джен
Жанр: недодетектив
Размер: мини
Предупреждения: возможен ООС гроба.
Саммари: Следствие ведёт «Хеллсинг».
Дисклаймер: Персонажи и события манги «Хеллсинг» являются собственностью К. Хирано и Ко. Всё остальное, что вам ниже встретится, на совести автора фика.
арт во всей красе
читать дальше— Вы не имеете никакого права проводить обыск в здании нунциата. Территория нунциата является территорией суверенного государства Ватикан...
— В таком случае, ваша экселенция, считайте наше вторжение не обыском, а крестовым походом!
Похоже, сеньор Бучес, нунций, без труда мысленно нарисовал себе багряный крест на широком белом плаще Интегры, возглавлявшей группу оперативников «Хеллсинга», и благоразумно заткнулся. Да и не было секретом, что слова «крестовый поход» в устах Интегры Хеллсинг не сулили ничего хорошего.
«Крестовый поход за гробом Господина», — съязвил внутри голос Пипа. Серас чуть улыбнулась, хотя шутка не вполне удалась: местонахождение гроба как раз проблемы не представляло.
— Надеюсь, вы в курсе, что ваши действия являются грубым нарушением норм международного права и соглашений между Британией и Ватиканом?
Серас с любопытством уставилась на человека, с которого ей лично приказано было не спускать глаз, — тем самым вампирша, собственно говоря, исполняла своё поручение буквально. Впрочем, на человека ли? Хозяин Алукард безоговорочно признавал регенератора Александра Андерсона человеком. Но если в отношении лично отца Андерсона Интегра придерживалась того же мнения, то сам факт хирургических манипуляций, которые Тринадцатый отдел проводил над избранными сотрудниками, она категорически считала богохульством и искажением человеческой природы.
Хайнкель Вольф с полускрытым под бинтами лицом и глухим механическим голосом речевого синтезатора была похожа на человека меньше, чем сама Серас — во всяком случае, если бы Серас удосужилась сегодня придать человеческую форму своей бесплотной руке.
— А персонально вам сэр Интегра просила передать, что, когда Рим постигнет участь Лондона, она испытает искреннее сочувствие к мирным жителям, однако ни капли своей вины в этом не ощутит. Уж кому, как не вам, должно быть досконально известно, с чем вы имеете дело.
— Пока что мне это не то что досконально не известно — я не имею ни малейшего понятия, на что вы намекаете, — непривычно и даже жутковато было воспринимать на слух искусственную, лишённую эмоций речь, улавливать настроение, не слыша интонаций голоса, не видя выражения лица собеседника. — Если бы вы изволили по-человечески — ах, простите, внятно объяснить, в чём меня и моих коллег обвиняют, не исключено, что мы смогли бы вам помочь.
Серас по резким движениям прочла видимое раздражение Вольф, когда та уселась на один из больших пышных пуфов, которые окружали низкий овальный стол в центре комнаты. Серас она присесть не предложила.
— Дело достаточно... секретное, — Серас замялась, подбирая подходящее слово. «Пикантное», — суфлировал Пип. «Не валяй дурака, я знаю, что такое «пикантное». — «Извини, я хотел сказать «щекотливое», — щекотливое. Если вы и в самом деле не при чём, мы не желали бы, чтобы вы оказались в курсе.
— О, не ослышалась ли я? Вы допускаете и возможность того, что мы невиновны и не имеем отношения к вашим неприятностям?
— Насколько слышала я, в процессах Инквизиции такой возможности не допускалось, — Серас дружелюбно улыбнулась. — Если вы невиновны, у вас нет никаких причин для волнения. Делегации Тринадцатого отдела никто ещё никаких обвинений не предъявил.
«Вы имеете право хранить молчание. Однако, если во время допроса вы не заявите о чём-то, что могло бы свидетельствовать в вашу пользу, это может повредить вашей защите в суде. Всё, что вы скажете, может быть представлено в качестве доказательства», — вспомнилось вдруг из короткого полицейского прошлого. Зазубренное уведомление, которое Серас так и не удалось ни разу произнести по делу.
— Мы — никакая не делегация. Я и мои коллеги приехали на пятилетие Лондонского инцидента как частные лица. Той ночью пали и многие наши друзья, не только ваши... люди. «Хеллсинг» был специально информирован о нашем пребывании здесь, и сама директор организации не высказала никаких возражений. Но, разумеется, поскольку наше совершенно открытое пребывание здесь совпало с вашим таинственным происшествием, нас моментально зачислили в подозреваемые номер один!
Серас тактично умолчала об обстоятельствах, при которых «друзья Хайнкель Вольф» вообще оказались той ночью в Лондоне. Слова «крестовый поход» уже сорвались с языка сэра Интегры. Так же как не стоило упоминать о том, что, достань любому из членов Тринадцатого отдела неосмотрительности или фанатизма надеть в публичное место в Лондоне хотя бы коловратку католического священнослужителя, попытки учинить самосуд со стороны скорбящих жителей было бы не избежать.
Явление гроба народу состоялось, как всегда, неуловимо. Серас на какую-то секунду, может, отвернулась — а гроб оказался уже в комнате, держась чуть позади Вольф, вне зоны её видимости. Пип от неожиданности буркнул себе под бесплотный нос что-то нелестное. Серас была готова поклясться, что вырезанный на массивной крышке глаз ей подмигнул.
— Погибшие «наши», раз уж вы так подчёркиваете, были как раз людьми, — строго заметила Серас. — Что касается нелюдей, мы всё ещё не теряем надежды на возвращение моего хозяина Алукарда. С ним-то, честно говоря, и связаны косвенно наши теперешние неприятности. Видите ли, из подвала «Хеллсинга» пропал некий артефакт. Многие называют его «надгробием Алукарда» — очень уместно, мы как раз держим его на гробу: цементная плита, на которой после исчезновения моего хозяина осталось изображение печати Кромвеля. Мы бы долго могли не хватиться пропажи, мы не проверяем местонахождение «надгробия» ежедневно, вопреки нелепым слухам: к примеру, что сэр Интегра использует его как алтарь для кровавых жертвоприношений или темномагических ритуалов с целью возвращения Алукарда... — выражение лица Вольф оценить было затруднительно, но взгляд — единственное, что было способно выдать её эмоции — сделался подозрительно равнодушным. Да и не такому широкому кругу было известно об Алукарде и его судьбе, чтобы не догадаться, из каких источников могут расходиться подобные слухи. — Так вот, однажды вечером, возвратившись в особняк, мы, к своему удивлению, обнаружили гроб Алукарда на самом видном месте, посреди холла. Вот прямо как сейчас.
— Что «сейчас»?
— Да ведь гроб.
Вольф аккуратно, явно не желая упускать Серас из поля зрения, осмотрелась и едва не подскочила. Почти на середине уютной комнаты, предназначенной для отдыха персонала нунциата, стоял себе гроб, невозмутимо темнея чёткими чёрными гранями, будто пребывал на этом самом месте долгие годы.
— И что вы этим хотите сказать? Зачем вы вообще сюда притащили эту нечистую домовину?!
Гроб... производил впечатление, единственное, что однозначно можно было про него сказать. Пип при всяком его появлении исправно матерился, Серас ощущала смутное тревожное беспокойство, а Интегра, Виктория готова была поклясться, выглядела слегка виноватой. Она правда давно не спускалась в подвал...
Сестру Хайнкель Вольф появление гроба, несомненно, чрезвычайно раздражало.
— Мы тут не при чём. Он сам появляется, где пожелает.
— Гроб?
— Кто же ещё? Разве по нему не скажешь?
На взгляд Серас, у гроба был как раз независимый вид предмета, который появляется, где пожелает. Вольф от дальнейших комментариев воздержалась, только теперь постаралась не выпускать из поля зрения не только Серас, но и гроб.
Хмурое выражение Интегры, примерно час спустя зашедшей в комнату, свидетельствовало о не слишком утешительных результатах обыска.
— Сэр Интегра! — жизнерадостно приветствовала её Серас. — Гроб здесь!
Сосредоточенные морщины на лице Интегры немного разгладились.
— Неужто? Сестра — или матушка нынче? — Хайкель Вольф, не подскажете ли мне, с какой бы это стати гробу вампира Алукарда появляться в помещении представительства Святого престола?
— Сэр Хеллсинг, с какой бы это стати мне знать, отчего этот проклятый ящик за вами таскается?
— Если бы ему была свойственна привычка за нами таскаться, то, поверьте, я бы не стала беспокоить вас этим вопросом, — Интегра обвела взглядом просторную комнату и принялась медленно обходить её. — Ты ввела сестру Вольф в курс дела, Серас?
— Я сочла, что от сестры Вольф незачем скрывать происшедшее, — повернувшись к Вольф, Серас снова улыбнулась, демонстрируя милые ямочки на щеках и лишь самые кончики клыков. — Не исключаю, правда, будто сестра Вольф решила, что я проболталась ненароком, но не стала меня упреждать, единственно из вежливости, я уверена.
— Я могу присесть, сестра Вольф? — Интегра ткнула носком ботинка в один из пуфов, окружавших стол. Речевой синтезатор Хайнкель выдал неопределённое хрипение. — Мне нравятся эти пуфики. По размерам они как раз напоминают то, что мы так усердно ищем, отнимая драгоценное время у его экселенции...
Выстрел предназначался Серас, промахнуться Хайнкель не могла — но не должна была миновать цель и пуля из наставленного на саму неё дула. Хайнкель не сразу поняла, что стук звонко ударившегося, покатившегося по полу металла означал почти невероятное: Серас сбила её пулю своей. Второй раз Хайнкель выстрелить не успела: Интегра почти уткнула свой пистолет ей в лицо, а вампирша оперативно, выкрутив кисть, выхватила из руки Хайнкель оружие.
— Не знаю уж, беспокоиться мне или умиляться, что вы продолжаете традиции Алукарда и отца Андерсона, но, в любом случае, меряние силами в настоящий момент я считаю неуместным. Бога ради, Хайнкель, неужто вы всерьёз полагали, будто я позволю вам вывезти из Англии эту вещь?
Глаза Вольф зло сощурились, красноречиво свидетельствуя о том, что особого разрешения она спрашивать не собиралась.
— Зачем Тринадцатому отделу понадобилось «надгробье Алукарда»?
— Тринадцатый отдел здесь не при чём, — как всегда, равнодушно произнёс искусственный голос. — Я действовала по личной инициативе; остальные всего лишь незначительно помогали мне.
— Иуды выгораживают своих? Похвально. Но неубедительно. Хайнкель, доказательств, на которых вы сидите, вполне достаточно, чтобы арестовать вас с поличным. А когда я объясню возможные последствия возвращения Алукарда его экселенции, то, уверена, сеньор Бучес без колебаний согласится сделать вид, что вас с этим пуфиком задержали за пределами территории Ватикана.
— Если вы будете любезны и уберёте ваш пистолет, я смогу встать и вернуть вам ваш артефакт. Что ещё вам от меня нужно? Извинение?
— Нет-нет, погодите... — в голосе Интегры звенела натянутая, как струна, злость. — Я питаю глубокий личный интерес к тому, что Тринадцатый отдел собирался делать с «надгробием». Вы нашли способ возвратить Алукарда? Или, напротив, собирались отрезать ему путь к возвращению навсегда? Отвечай!
— Ты, протестантская любительница нечисти, сколько раз мне повторять: Тринадцатый отдел не имеет к этой истории никакого отношения!
«Это она зря, — поёжилась Серас, а Пип озабоченно присвистнул. — Очень-очень зря». Интегра закусила губу, яркие глаза застыли, скованные ледяной ненавистью.
— В спецслужбах, знаете ли, хватает людей, которых весьма интересует, какими средствами возможно разговорить регенератора. Для начала я со спокойной совестью могу прострелить тебе что угодно, и не по одному разу, хвала ватиканской науке. Твой речевой аппарат — единственное, что представляет для меня интерес. Так что лучше отвечай на вопрос!
— Сэр Интегра!
Серас умоляюще уставилась на неё.
— Сэр Интегра, я тоже хочу, чтобы хозяин вернулся, но...
«Но не так, но так не надо, но...»
К кому он вернётся?
Интегра молчала, недовольно покосившись на Серас, и на миг та испугалась, что леди рявкнет со злостью и на неё. Прикажет не мешаться под ногами. Пип тоже затаился, нехарактерно отмалчивался. В глубине души — чужой даже, не своей — Серас ощутила осадок неприятных воспоминаний, которыми он явно не желал с ней делиться. Она постаралась отвлечься, деликатно мысленно отвернуться.
Но Интегра только выдохнула, тяжело выфыркнула из ноздрей ярость, как разгорячённый скакун, опустила пистолет и терпеливо переспросила:
— Зачем вы похитили «надгробие»? Скажите мне, Хайнкель, пожалуйста.
Вольф так и сидела в неудобной, напряжённой позе, но стиснутые в кулаки руки чуть-чуть расслабились.
— Играем в хорошего следователя-плохого следователя?
— Нет. Никто ни во что не играет. Я забираю то, что мне принадлежит. Вы возвращаетесь в Ватикан, и, дай бог, мне ещё долго не придётся вас видеть. Обменяемся нотами протеста. Ваши мотивы меня, признаюсь, интересуют — но только вам решать, желаете ли вы этот интерес удовлетворить.
В голосе Интегры читалось разочарование. Она правда надеялась узнать что-то, что сдвинуло бы их многолетнее ожидание с мёртвой точки, сочувственно поняла Серас. Что, если Вольф правда знает больше, чем говорит? А Интегра теперь колеблется между надеждой помочь Алукарду и боязнью утратить доверие новой слуги, с которой сблизилась за тяжёлые, одинокие годы... Дёрнуло же Серас за язык вмешаться!
«Нет, девочка, ты права. Такой ценой — не надо».
— Той ночью, — заговорила вдруг Вольф, уставившись в пол, — пять лет назад, в Лондоне погибли мои друзья. Друзья многих, кто приехал со мной. Учителя. Просто собратья по ордену. Соратники. А потом ваш вампир выпил всю пролитую в битве кровь и поглотил их души. Как известно, поглощённые вампиром души не могут вознестись, это одна из причин, по которой уничтожение вампиров — богоугодное дело.
— Такова католическая традиция, — прорычала Интегра, но кивнула, давая знак продолжать.
— Нам неизвестно, как вернуть Алукарда, и возможно ли его возвращение вообще. Быть может, одного того, что с ним произошло, оказалось достаточно, чтобы пленённые им души обрели свободу. Но, безусловно, мы хотели бы быть уверены. Единственный же способ быть уверенными в благополучном посмертии тех, кто нам небезразличен, — это упокоить Алукарда самим. Мы собирались похитить «надгробие» и ожидать: если бы местонахождение «надгробия» определяло место возвращения Алукарда, мы были бы готовы встретить его во всеоружии. Да, сэр Хеллсинг, посмертие любого из моих сотоварищей мне дороже проклятого существования вашей твари!
Теперь Серас передёрнуло от злости при мысли о хозяине, возвращающемся, неизвестно в каком состоянии, прямо в окружение искариотов «во всеоружии». Тьма руки всколыхнулась, всплеснулась вокруг тёмным клобуком — или сложенными крыльями. Гроб неуловимо, как всегда, оказался вдруг совсем рядом с Вольф. Но Интегра встретила вызывающие слова монахини неожиданно спокойно.
— Не могу согласиться с выбранными вами средствами или разделить ваши приоритеты. Но в целом, ваш мотив мне понятен, — Интегра легонько пнула пуф, на котором сидела Вольф, и глянула вдруг на свою необычную свиту с лёгкой улыбкой, вмиг разогнавшей напряжение. — О да, этот определённо потвёрже остальных. Сестра Вольф, встаньте, пожалуйста, и давайте договоримся. Вы прекращаете свой, господи прости, крестовый поход за скудным наследием моего слуги. А я, в свою очередь, обещаю: если... когда Алукард вернётся, я непременно договорюсь с ним об освобождении душ ваших друзей. Даю вам слово чести.